Балтийские языки. Балто-славянская общность

Сторонниками гипотезы вторичного сближения Эндзелина были Т. Лер-Сплавинский , С. Б. Бернштейн , Б. В. Горнунг, К. Мошинский .

Хронология

Один из сторонников теории балто-славянского единства, Т. Лер-Сплавинский определяет период существования общности в 500-600 лет, привязывая начало существования общности (и выделение её из праиндоевропейского континуума) к эпохе экспансии культуры шнуровой керамики , в которую входили прабалто-славяне, а конец к эпохе экспансии лужицкой культуры .

Исторический фон

В XVIII и даже в начале XIX века господствовала точка зрения, также представленная М. Ломоносовым в России, что балтийские языки произошли от славянских . С утверждением сравнительно-исто­рического метода в XIX веке, Ф. Бопп выдвинул представление о генеалогической (генетической) близости между балто-славянскими и индоирански­ми языками, а Р. Раек и А. Шлейхер о балто-славяно-германской близости, в рамках которой А. Шлейхер постулировал выделение впоследствии двух отдельных групп - собственно балто-славянской и германской . В дальнейшем, позиция Шлейхера о существовании балто-славянского праязыка была с одной стороны поддержана такими исследователями, как К. Бругман и Ф. Фортунатов , так и подвергнута критике А. Л. Погодиным и Бодуэном де Куртенэ . В частности, А. Л. Погодин в своем исследовании «Следы корней-основ в славянских языках» (Варшава, 1903) пришел к выводу, что балто-славянский праязык представляет собой ученую фикцию, а К. Бругман в своем «Kurze vergleichende Grammatik der indogermanischen Sprachen» (Straßburg, 1902-1904) обосновывал существование балто-славянского праязыка на основании восьми признаков . Из числа российских ученых теория о балто-славянском праязыке была полностью принята В. Поржезинским и А. Шахматовым , последний из которых также дополнил аргументацию Бругмана данными акцентологии . В 1908 году А. Мейе , собрав все известные на тот период факты в своей книге «Les dialectes indo-europeens» (Paris, 1908), предложил концепцию о независимом и параллельном развитии прабалтийского и праславянского языков, а также выдвинул собственные контр-аргументы относительно восьми признаков Бругмана .

Возникла научная дискуссия . Крупным событием в изучении балто-­славянской проблемы явилась монография Я. Эндзелина «Славяно-­балтийские этюды» (Харьков, 1911) . Её автор, будучи первоначально сторонником существования балто-славянского праязыка, тем не менее, вопреки собственным взглядам в своем исследовании пришел к промежуточной позиции между точкой зрения Мейе и Бругмана, высказав мнение, значительно отличавшееся как от теории параллельного и независимого развития прабалтийского и праславянского языков, так и от теории балто-славянского праязыка . По мнению Эндзелина, уже в праиндоевропейскую эпоху праславянский и прабалтийский диалекты обладали значительными отличиями . После распада индоевропейской общности и выделения индо-ариев, славяне, соседствовавшие с ними и балтами, через некоторое время сблизились с последними, пережив вместе с балтами эпоху совместного развития. Таким образом, имеет смысл говорить о периоде длительной совместной жизни, но никак не о существовании балто-славянского праязыка .

Общая оценка

В отношении гипотез, связанных с балто-славянской проблемой, отмечается их определённая удалённость от компаративистского метода и ориентированность на, скорее, собственные теоретические построения. Среди основных проблем такого рода концепций и методологических замечаний в отношении самого вопроса о балто-славянском родстве отмечается следующее :

1. Необходимо оперировать при доказательстве генетического родства наиболее надежным критерием, а именно - фонологическими инновациями, точнее исчезновением «фонологических контрастов в ряде этимологически связанных единиц », поскольку только такого рода процессы необратимы и лишены морфологических примесей.
2. Среди гипотез, настаивающих на генетическом родстве соответствующих языков, имеет место отсутствие установления совместных инноваций при одновременной абсолютной и относительной хронологизации такого рода изоглосс.
3. Необходимо учитывать, что структурным параллелям, в частности словообразовательной морфологии, где балтийский и славянский разделяют больше всего общих черт, в рамках компаративистского метода «следует приписывать меньшую доказательную силу ».
4. Среди гипотез, настаивающих на генетическом родстве соответствующих языков, имеет место отсутствие уточнения того «какая доля среди конвергентных черт приходилась на следствия совместного наследия, а какая - на результаты языковых контактов ».

Аргументы сторон и частные наблюдения

Фонетика и фонология

Аргументы сторонников

Ю. Тамбовцев в своей статье, посвященной статистическому исследованию фоно-типологического расстояния между балтийскими и некоторыми славянскими языками, в которой анализируется типология строения звуковых цепочек на основании частоты встречаемости восьми групп согласных (губных, переднеязычных, среднеязычных, заднеязычных, сонорных, шумных смычных, шумных щелевых, шумных звонких), а также гласных, что позволяет установить близость между языками на фонетическом уровне, приводит следующие количественные характеристики по величине критерия хи-квадрат между сравниваемыми языками :

Из этого, как указывает автор работы, получается, что к древнерусскому по звучанию ближе всего литовский и латышский, но не современный русский, украинский или белорусский. Причем, как отмечает Ю. Тамбовцев, фоно-типологическое расстояние между литовским и латышским намного больше, чем между литовским и древнерусским, а более всего близок к древнерусскому латышский, что, как полагает автор работы, может говорить о существовании балто-славянской группы в индоевропейской семье языков. Из числа других славянских языков, как указывает Ю. Тамбовцев, литовский язык менее всего похож по звучанию на сербско-хорватский и латышский менее всего близок к польскому. В свою очередь, близость литовского к белорусскому, по мнению автора, можно объяснить не только балто-славянским единством в прошлом, но и интенсивными контактами между обоими языками в составе Великого княжества Литовского .

Критика

В свою очередь, литовский лингвист Антанас Климас (лит.) русск. в своей статье по взаимоотношениям славянского и балтийского выступил с критикой доказательств Семереньи. Там, где не указано обратное, критика аргументов сторонников генетического родства балтийских и славянских языков, в данном случае - на основании фонетических, фонологических и морфонологических (морфофонологических) признаков, дается по Антанасу Климасу :

Частные наблюдения

По мнению Л. Мошинского, изменение праи.-е. слоговых сонорных, хотя и является общим балто-славянским процессом и может рассматриваться для обоснования тезиса о существовании балто-славянской праязыковой общности, вместе с тем, уже в балто-славянскую эпоху в праславянском, на что указывает ряд данных, происходила отличная от прабалтийского реализации этого процесса, связанная с деятельностью закона открытого слога в протославянских диалектах балто-славянского языка . Т. Милевский со своей стороны, отрицая существование балто-славянской праязыковой общности, на основании данной специфики праславянского выводит его сонанты непосредственно из праи.-е. слоговых сонорных .

Аргументы противников

Там, где не указано обратное, аргументы противников существования генетического родства балтийских и славянских языков, в данном случае - на основании фонетических, фонологических и морфонологических (морфофонологических) признаков даются по Антанасу Климасу :

В свою очередь, А. В. Дубасова в своей работе о становления консонантных систем в балтийском и славянских языках указывает, что в обоих языках имели место такие процессы, как переход праи.-е. звонких придыхательных в звонкие, йотация, палатализация, затем − ассимиляция, диссимиляция, метатеза и выпадение согласных и ряд других (см. ниже). По её мнению, такой сходный перечень изменений может свидетельствовать об особых отношениях между славянским и балтийским, однако прежде чем делать выводы о качественной стороне таких отношений, необходимо рассмотреть данные процессы с точки зрения их причин, последствий и протекания .

Так, в области йотации, А. В. Дубасова указывает на то, что имеются существенные отличия между славянской и балтийской йотацией, что давно отмечали исследователи. При этом, даже среди самих балтийских языков йотация привела к различным результатам, из чего, как ею утверждается, обычно делали вывод, что данный процесс произошел после распада прабалтийского на отдельные балтийские языки и это при том, как подчеркивает А. В. Дубасова, что йотация обнаруживается на праславянском уровне . Что касается палатализации, то она, как отмечает А. В. Дубасова, представляет собой в типологическом плане тривиальное фонетическое изменение, наличие которого в славянском и балтийском не может говорить о каких-либо генетических связях, тем более что имеются существенные отличия балтийской палатализации от славянской . В своей отдельной статье, посвященной данному фонетическому процессу, А. В. Дубасова начинает свою работу с констатации имеющихся трудностей среди специалистов в реконструкции фонологической системы прабалтийского языка, обусловленных спецификой материала древнепрусского языка, в отношении которого среди разных исследователей имеются часто не согласующиеся между собой позиции . Далее, указывая на близость между латышской и славянской палатализацией, А. В. Дубасова в то же время показывает, что реализация этого процесса, условия и особенности, в частности изменения или наоборот неизменение согласных перед теми или иными гласными, были различными в обоих языках . В своей работе о становления консонантных систем в балтийском и славянских, в отношении ассимиляция по звонкости-глухости, А. В. Дубасова утверждает, что данная ассимиляция имела место быть уже в праславянском, а её причиной было выпадение сверхкратких гласных, но при этом в прабалтийском сверхкраткие гласные не реконструируются, что как она считает, говорит о том, что балтийская ассимиляция имеет другое происхождение . В случае утраты конечных согласных, она указывает, что в праславянском этот процесс был следствием всеобщей тенденции, в то время как, в прабалтийском утрата конечных согласных вообще не наблюдается . Относительно метатезы, А. В. Дубасова замечает, что в прабалтийском это было самостоятельное явление, не связанное, в отличие от праславянского с открытием слога . Что касается протезы, эпентезы (*s-mobile ) и внедрения согласных, то в первом случае это явление проявляется намного интенсивнее в славянском, чем в балтийских языках; во-втором случае, *s-mobile в славянском во многих случаях утратился, а в балтийских языках его примеров достаточно много до сих пор; в свою очередь, появление этимологически неоправданных k, g перед свистящими или шипящими (внедрение согласных) не получило распространение в славянском, в отличие от балтийских языков . В отношении геминации, А. В. Дубасова отмечает, что среди специалистов указываются две позиции - с одной стороны, рассмотрение этого явления в качестве независимого процесса, с другой, как генетически общего . В отношении системы согласных, А. В. Дубасова, ссылаясь на специалистов, хотя и указывая, что единого мнения на этот счёт нет, утверждает о различии прабалтийского и праславянского консонантных систем в области ряда альвеолярных согласных и ряда зубных согласных . Все это, по её мнению, позволяет заключить, что:

«На примере представленных явлений можно видеть, что славянские и балтийские языки „отдавали предпочтение“ разным способам преобразования, с разной степенью интенсивности использовали то или иное средство; все изменения, несмотря на их схожесть в балтийских и славянских языках, оказываются самостоятельными процессами, с разными причинами и с разными последствиями. Поэтому логичнее говорить не о „расхождении“, но об изначально различном развитии − без постулирования общего балто-славянского праязыка.»

В своей работе об общем и различном в развитии праславянской и прабалтийской фонологических систем от праиндоевропейской, А. В. Дубасова рассматривает некоторые фонетические процессов, общие для прабалтийского и праславянского языков . Так, в отношении ассибиляция индоевропейских нёбнопалатальных, ею указывается, что не имеется общепринятого мнения, согласно которому развитие праи.-е. нёбнопалатальных в славянском и балтийском было бы идентично, но если придерживаться, как она утверждает, традиционных реконструкций (и.-е. *k̂, *ĝ, *ĝh > прабалт. *š’, *ž’, праслав. *s’, *z’ ), то судьба праи.-е. палатальных свидетельствует скорее об их независимом развитии в соответствующих языках . В свою очередь, в статье, посвященной смешению нёбнопалатальных и дентальных в балтийских и славянских языках, А. В. Дубасова утверждает, что в отличие от прабалтийского в праславянском данное смешение не оказало значимого воздействия на развитие консонантизма и поэтому, как она полагает, можно предпола­гать, что в праславянском это было в действительности не самостоятельное явление, но возникшее под влиянием балтийских диалектов .

Просодия и акцентология

Аргументы сторонников

1. Исчезновение в группе первичных слов разницы между праи.-е. баритонами и окситонами;
2. Возникновение интонаций в группе производных слов, что обусловило формирование нескольких интонационно-акцентуационных парадигм;
3. Интонационно-акцентуационную тройственность парадигм в склонении и в спряжении.

Все это, по мнению Е. Куриловича, представляет собой сильнейшие доводы в пользу существования балто-славянского единства в прошлом .

В свою очередь, ведущий член московской акцентологической школы - В. А. Дыбо , представитель «пост-Иллич-Свитычевской» славянской акцентологии , в одной из своих работ заключает, что славянские и балтийские языки являются потомками балто-славянского праязыка, поскольку праславянский и прабалтийский имели фактически одну акцентную систему, которую, по его мнению, невозможно заимствовать. Им подчеркивается, что закономерности морфонологических (морфофонологических) феноменов, как правило, не ясны для говорящего и даже при контактах близкородственных диалектов их морфонологические особенности лишь устраняются, но не заимствуются . В своей статье по исследованиям акцентных типов производных в балто-славянском праязыке В. А. Дыбо утверждает, что реконструкция систем порождения акцентных типов в праславянском и пралитовском языках привела к восстановлению двух праязыковых систем, которые, в одних случаях, совпадают в словообразовательном и в акцентологическом отношении, а в других представляют собой разные части или «обломки» постулируемой им «фактически одной системы», и которые, по его мнению, могут быть объединены в ходе дальнейшей реконструкции .

Наиболее полно проблема взаимоотношения балтийского и славянского языков рассмотрена В. А. Дыбо в его работе, посвященной балтийской сравнительно-исторической и литовской исторической акцентологии . Свою работу он начинает с критики позиции С. Б. Бернштейна и заключает, что трудно согласиться с его утверждением о вторичном сближении славянского и балтийского языков, когда они вместе сохранили:

1. различие между простыми звонкими смычными и звонкими придыхательными;
2. различие между краткими и долгими дифтонгами и дифтонгическими сочетаниями, которое было потеряно остальными индоевропейскими языками;
3. так называемые «бецценбергеровские сочетания», непосредственные отражения которых обнаруживаются в основном лишь в древнеиндийском и древнегреческом;
4. регистровые тона, отразившиеся в морфонологических явлениях, и которые были утрачены остальными индоевропейскими языками.

При этом наблюдается общий комплекс акцентологических инноваций, таких как:

1. создание тождественной системы акцентных парадигм с тождественной системой порождения акцентных типов производных;
2. оттяжка конечного ударения на первично долгие монофтонги и дифтонги (закон Хирта);
3. возникновение оппозиции «акут-циркумфлекс»;
4. метатония «акут → циркумфлекс перед доминантными суффиксами»;
5. закон Фортунатова - де Соссюра.

Критика

Методология В. А. Дыбо в его работе «Славянская акцентология: Опыт реконструкции системы акцентных парадигм в праславянском» (М.: Наука, 1981) и всей московской акцентологической школы, основываемая на принимаемой ими и многими другими исследователями «парадигматической акцентологии», подверглась фундаментальной критике со стороны Ю. С. Степанова, который упрекает В. А. Дыбо в гипостазировании роли корневой морфемы вслед за Соссюром , в то время как в действительности «связь между акцентным типом производ­ного слова и интонацией корневой морфемы определяется словообразовательным типом, словообразовательной моделью слова как целого и т. п. » .

Частные наблюдения

В отношении распределения и использования интонаций, Е. Куриловичем отмечалось, что морфологическая структура балтийского и славянского языков была тождественной до возникновения общих интонаций . Ю. В. Шевелёв указывает на то, что балтославянская оппозиция или противопоставление акута циркумфлексу и аналогичное явление в греческом возникли независимо друг от друга, уже после распада праиндоевропейского языка . Х. Станг полагал, что славянский акут, в отличие от литовского, сохранил балто-славянскую природу .

По мнению Л. Мошинского, представителя классической славянской акцентологии, балто-славянский унаследовал от праиндоевропейского такие два независимых просодических признака, как силу и долготу, а третий признак - тон, в свою очередь, представляет собой общую балто-славянскую инновацию. При этом, в «раннепраславянском» (термин Л. Мошинского), той совокупности определённых диалектов балто-славянского из которых развился праславянский, к воспринятой от праиндоевропейского различительной долготы присоединился дополнительный признак - изменение качества гласного .

В. А. Дыбо в ряде своих работ отстаивает тезис, что балто-славянская акцентологическая система является крайне архаичной и в целом недалеко отошедшей от праиндоевропейского состояния, в то время как остальные индоевропейские языки или потеряли, или коренным образом изменили свои акцентные системы . Также, им указывается, что возможно в ряде индоевропейских языков произошли некоторые акцентологические инновации, характерные и для балто-славянского, как например закон Хирта в кельто-италийском и метатония в греческом . С. Л. Николаев, представитель московской акцентологической школы, рассматривает метатонию «акут → циркумфлекс перед доминантными суффиксами», как специфический позднепраиндоевропейский феномен, а в отношении закона Хирта указывает, что он имеет типологическую параллель в кельто-италийском .

В свою очередь, Т. Пронк в своей статье, посвященной праиндоевропейской акцентуации, разбирая работы Дыбо и ряда других исследователей по балто-славянской акцентуации, отмечает, что, помимо древнеиндийских, возможно только праславянские интонации, но не балтские, прямо отражают праиндоевропейскую тональную систему . По мнению Т. Пронка, праславянские интонации не являются инновацией и рассмотрение их в таком качестве, часто как балто-славянской инновации, представляется затруднительным . Им также отмечается, что наблюдения Дыбо по размещению акцента в праславянском могут быть лучше объяснены, если рассматривать данное просодическое явление, как происходящие из размещения акцента в праиндоевропейском .

В свою очередь, голландский лингвист Пепейн Хендрикс критикует представителей московской акцентологической школы и конкретно В. А. Дыбо за придание закону Хирта неопределенного статуса в связи с сомнением В. А. Дыбо относительно его применимости к ряду акцентологических процессов в славянском . Кроме того, Т. Г. Хазагеров характеризует закон Хирта как сомнительный .

Смежная позиция

Г. Майер, отмечая наличие чистых фонологических инноваций среди диалектов прабалтийского , утверждает, что в отличие от этого, сходства между балтийским и славянским языками имеют контактную природу и основываются на морфолого-синтаксически обусловленных инновациях акцентологического характера . К. Эбелинг, представитель «пост-Иллич-Свитычевской» славянской акцентологии, в своем обзоре хронологии славянских акцентологических процессов, утверждает, что значительная близость между славянской и балтийской акцентуационных систем может быть объяснена «аналогичным, но не идентичным развитием, начиная с того же праи.-е. шаблона » .

По мнению В. М. Иллич-Свитыча, хотя сопоставление славянской и балтийской систем акцентуационных парадигм имени приводят к выводу об их идентичности, тем не менее трудно сказать, указывает ли такая общность на существование балто-славянской системы акцентуационных парадигм имени, поскольку подвижность ударения в балтийском и славянском может быть праиндоевропейским архаизмом, а что касается оттяжки конечного ударения (закон Хирта), то это действительно представляет собой инновацию, но встречающуюся также в кельто-италийском .

В свою очередь, Томас Оландер, подтверждая значительную близость балтских и славянских языков в своих исследованиях в области акцентологии , тем не менее указывает на то, что такие совместные инновации могут быть интерпретированы по-разному, как в рамках единого балто-славянского праязыка, так и в рамках тесного общения диалектов-предшественников славянского и балтийского языков. При этом он полагает, что методологически допустимо относиться к балто-славянскому праязыку как к простой модели описания общего наследия славянского и балтийского языков, хотя отношения между их диалектами-предшественниками могли быть значительно более сложными .

Аргументы противников

Известный советский акцентолог Л. А. Булаховский , представитель классической славянской акцентологии, обсуждая в ряде своих работ вопрос о балто-славянских отношениях, вслед за Н. В. Ван-Вейком полагает, что закон Фортунатова - де Соссюра может быть явлением параллельного развития в обоих языках. Что касается закона Хирта, то, по его мнению, в действительности не имеется надежных оснований для принятия работы этого закона в славянском, хотя поправка Лер-Сплавинского к закону Хирта, сформулированная для праславянского языка, делает его действие в славянском более вероятным . Ряд других сближений акцен­тологического характера вроде метатонии, как им отмечается, не представляются убедительными. В отношении характера интонаций Л. А. Булаховский утверждает, что «внутри каждой из сопоставляемых языковых групп изменения (вплоть до прямой противоположности) не меньше, чем между ними в целом » .

Морфология и синтаксис

Аргументы сторонников

Со стороны сторонников генетического родства балтийских и славянских языков, были предложены следующие аргументы на основе морфологических и синтаксических признаков :

Критика

В отношении ряда данных аргументов, оппонентами сторонников генетического родства балтийских и славянских языков, были даны следующие критические замечания :

Аргументы противников

В свою очередь, противниками существования генетического родства балтийских и славянских языков, были указаны те морфологические признаки, которые, с их точки зрения, доказывают отсутствие соответствующей связи между славянским и балтийским языками :

1. В балтийских используется суффикс -mo в порядковых числительных , тогда как в славянских используется суффикс -wo (как в индо-иранских и тохарских).
2. Суффикс -es , используемый при образовании названий частей тела в хеттском и праславянском, не используется в балтийских языках.
3. Славянский перфект *vĕdĕ, восходящий к праи.-е. перфекту *u̯oi̯da(i̯), представляет собой архаизм без балтийского соответствия .
4. Славянский императив *jьdi продолжает праи.-е. *i-dhí, что не известно в балтийском .
5. Славянский суффикс отглагольных существительных -telь- (близкий к хеттскому -talla ) не используется в балтийских языках.
6. Славянские причастия на -lъ , имеющие соответствующие параллели в армянском и тохарском, не известны балтийским языкам .
7. Суффикс балтийских глаголов 1 л. ед. ч. наст. в. -mai , в то время как в славянских это не так.
8. В балтийских часто используется инфикс -sto- , в то время как в славянских он отсутствует.
9. Балтийский суффикс прилагательных -inga
10. Балтийский уменьшительный суффикс -l- не используется в славянских языках.
11. В прабалтийском не различались формы ед. ч. и мн. ч. в глаголах 3 л., в то время как в праславянском это различие сохранялось.
12. Флексии 3-го л. ед. - мн. ч. в славянском хорошо отражает форманты праи.-е. -t: -nt, отсутствующие в балтийском .
13. Праславянский суффикс причастий -no- не используется в балтийских языках.
14. Славянские языки сохранили праи.-е. аорист на -s- (сигматический аорист), тогда как в балтийских языках его следов не обнаружено.
15. Праславянские количественные числительные большого квантитатива (пять, шесть,… и т. д.) имеют суффикс -tь , в то время как в балтийских языках его следов не обнаружено.

Лексика и семантика

Аргументы сторонников

Семереньи в одном из своих четырнадцати пунктов указывал на значительную общность лексики, не наблюдаемую между другими ветвями индоевропейских языков . Причем, более 200 слов в балтийских и славянских языках являются эксклюзивными схождениями .

В свою очередь М. Н. Саенко, предлагая новый метод использования лексикостатистики, утверждает, что в базисной лексике прабалтийского и праславянского наблюдается большое количество общих инноваций, что как полагает автор, может служить веским доводом для подтверждения существования балто-славянского единства .

Критика

По мнению противников генетического родства, значительную часть этих лексем можно объяснить в качестве сепаратных индоевропейских архаизмов, двухсторонних заимствований или ареальных схождений . Также ими указывается на игнорирование, со стороны их оппонентов, явлений субстрата, которые связаны с этническими смешениями между активно контактировавшими друг с другом в прошлом балтами и славянами .

Частные наблюдения

Аргументы противников

Противники генетического родства, со своей стороны, утверждают о глубоких различиях балтийского и славянского на лексическом и семантическом уровне, обнаруживающим древний характер . В частности, такие важнейшие, по мнению противников, понятия, как «ягненок», «яйцо», «бить», «мука», «живот», «дева», «долина», «дуб», «долбить», «голубь», «господин», «гость», «горн (кузнечный)», выражаются разными словами в балтийских и славянских языках .

Примечания

Комментарии

Источники

1. Пьетро У. Дини, Балтийские языки // Пер. с итал. - М.: ОГИ, 2002, стр. 152-163
2. Б. Вимер. Судьбы балто-славянских гипотез и сегодняшняя контактная лингвистика. // Ареальное и генетическое в структуре славянских языков. - М.: «Пробел», Институт славяноведения РАН, 2007, стр. 32-33
3. Трубачёв О. Н. Этногенез и культура древнейших славян: Лингвистические исследования. - М.: Наука, 2003, стр. 19-20
4. Журавлев В. К. Славянские языки // Сравнительно-историческое изучение языков разных семей. Современное состояние и проблемы. М.: Наука, 1981, стр. 102-104
5. Щеглова О. Г. Сравнительно-историческая грамматика славянских языков. Курс лекций // Новосибирск: Новосибирский государственный университет, 2011, стр. 25-29
6. Бирнбаум Х Вопросы языкознания , 1985, № 2, стр. 35-36
7. Пьетро У. Дини, Балтийские языки // Пер. с итал. - М.: ОГИ, 2002, стр. 153-154
8. Пьетро У. Дини, Балтийские языки // Пер. с итал. - М.: ОГИ, 2002, стр. 153
9. Пьетро У. Дини, Балтийские языки // Пер. с итал. - М.: ОГИ, 2002, стр. 154-155
10. Юозас Юркенас, Взаимоотношения балтийских и славянских языков в свете ономастических исследований // Acta Baltico-Slavica, 2006, № 30, стр. 261
11. Бернштейн С. Б. Сравнительная грамматика славянских языков: учебник / ­2-о­е изд. ­ M.: Изд­-во Моск. ун-­та: Наука, 2005, ­стр. 30
12. Пьетро У. Дини, Балтийские языки // Пер. с итал. - М.: ОГИ, 2002, стр. 158-159
13. Бирнбаум Х . О двух направлениях в языковом развитии // Вопросы языкознания , 1985, № 2, стр. 36
14. Вопросы языкознания , 1959, № 1. - С. 140
15. Иллич-Свитыч В. М. Балто-славянская проблематика на IV Международном съезде славистов // Вопросы языкознания , 1959, № 1. - С. 139
16. Лер-Сплавинский Т.
17. Бернштейн С. Б. Ответ на вопрос «Существовали ли балто-славянское языковое и этническое единство и как его понимать?» // Сборник ответов на вопросы по языкознанию (к IV Международному съезду славистов). - М. , 1958.
18. Novotná P., Blažek V. Baltistica XLIII (2). - Vilnius, 2007. - стр. 204. (англ.)
19. Novotná P., Blažek V. Glottochronology and its application to Balto-Slavic lanuages // Baltistica XLIII (2). - Vilnius, 2007. - стр. 205, 208. (англ.)
20. Происхождение и родственные связи языков народов России
21. Пьетро У. Дини, Балтийские языки // Пер. с итал. - М.: ОГИ, 2002, стр. 152-153
22. Журавлев В. К. Славянские языки // Сравнительно-историческое изучение языков разных семей. Современное состояние и проблемы. М.: Наука, 1981, стр. 102-103
23. Щеглова О. Г. Сравнительно-историческая грамматика славянских языков. Курс лекций // Новосибирск: Новосибирский государственный университет, 2011, стр. 25
24. Олег Поляков , Московская лингвистическая школа и традиции современной балтистики // Acta Baltico-Slavica. 2006, № 30, стр. 114
25. Бернштейн С. Б. Сравнительная грамматика славянских языков: учебник / ­2-о­е изд. ­ M.: Изд­-во Моск. ун-­та: Наука, 2005, ­стр. 28-29
26. Журавлев В. К. Славянские языки // Сравнительно-историческое изучение языков разных семей. Современное состояние и проблемы. М.: Наука, 1981, стр. 103
27. Щеглова О. Г. Сравнительно-историческая грамматика славянских языков. Курс лекций // Новосибирск: Новосибирский государственный университет, 2011, стр. 26
28. Бернштейн С. Б. Сравнительная грамматика славянских языков: учебник / ­2-о­е изд. ­ M.: Изд­-во Моск. ун-­та: Наука, 2005, ­стр. 29
29. Щеглова О. Г. Сравнительно-историческая грамматика славянских языков. Курс лекций // Новосибирск: Новосибирский государственный университет, 2011, стр. 27
30. Daniel Petit, Les langues baltiques et la question balto-slave // Histoire, Épistémologie, Langage, 26/2, 2004, стр. 24
31. Щеглова О. Г. Сравнительно-историческая грамматика славянских языков. Курс лекций // Новосибирск: Новосибирский государственный университет, 2011, стр. 27-28
32. Б. Вимер. Судьбы балто-славянских гипотез и сегодняшняя контактная лингвистика. // Ареальное и генетическое в структуре славянских языков. - М.: «Пробел», Институт славяноведения РАН, 2007, стр. 31, 33, 34-35
33. Klimas A. Balto-Slavic or Baltic and Slavic // Lituanus. - 1967. - Vol. 13. - № 2.
34. Мартынов В. В. Глоттогенез славян: опыт верификации в компаративистике. // Вопросы языкознания. 1985. № 6.
35. William R. Schmalstieg, Review «Rainer Eckert, Elvira-Julia Bukevičiūtė, Friedhelm Hinze. Die baltischen Sprachen: Eine Einfuhrung. Lepzig, Berlin, Munich, Vienna, New York: Langenscheidt, Verlag Enzyklopädie 1994, pp. 416.» // Lituanus. - 1995. - Vol. 41. - № 2.
36. Дыбо В. А. Балтийская сравнительно-историческая и литовская историческая акцентологии // Аспекты компаративистики / Ред. А. В. Дыбо, В. А. Дыбо и др. М., 2005. РГГУ (Orientalia et Classica: Труды Института восточных культур и античности. Выпуск VI). стр. 178-179
37. Юрий Тамбовцев, Фоно-типологические расстояния между балтийскими и славянскими языками // Acta Baltico Slavica, № 35, 2011
38. Юрий Тамбовцев, Фоно-типологические расстояния между балтийскими и славянскими языками // Acta Baltico Slavica, № 35, 2011, стр. 154―155
39. Harvey E. Mayer Was Slavic a Prussian Dialect? // Lituanus. - 1987. - Vol. 33. - № 2.
40. Трубачёв О. Н. Этногенез и культура древнейших славян: Лингвистические исследования. - М.: Наука, 2003. - с. 20
41. Birnbaum Η. The issue of Balto-Slavic revisited // ΠΟΛΥΤΡΟΠΟΝ. К 70-летию Владимира Николаевича Топорова. М.: Издательство «Индрик», 1998. - стр. 130
42. Бирнбаум Х. Славянский, тохарский, алтайский: генетическая связь и ареально-типологическое влияние // Вопросы языкознания. - 2003. - № 5. - стр. 6-7
43. Иванов, Вяч. Вс. Лингвистическая проблематика этногенеза славян в свете отношений славянского к балтийским и другим индоевропейским языкам. // Комплексные проблемы истории и культуры народов Центральной и Юго-Восточной Европы: Итоги и перспективы исследований. Москва, 1979, стр. 28
44. Георгиев В. Балто-славянский и тохарский язык // Вопросы языкознания, 1958, № 3, стр. 8, 13
45. Порциг В. Членение индоевропейской языковой области. М.: Изд-во иностр. лит., 1964, стр. 103

БАЛТИЙСКИЕ ЯЗЫКИ, ветвь индоевропейской языковой семьи, включающая следующие языки: литовский, латышский, прусский (или древнепрусский, исчезнувший во второй половине 17 в.), куршский (на котором когда-то говорили в Курляндии; исчез ок. 1600), земгальский (на котором говорили в течение всего Средневековья в бассейне рек Муша и Лиелупе) и селонский (распространенный в эпоху Средневековья в районе Даугавпилса). Куршский, земгальский и селонский были впоследствии поглощены литовским и латышским. С точки зрения сравнительной индоевропейской грамматики, наибольший интерес из балтийских языков представляют литовский и прусский. Прусский язык – единственный представитель западно-балтийских языков, остальные пять относятся к восточно-балтийским. Живыми балтийскими языками пользуются в настоящее время ок. 5 млн. человек, из них ок. 3 млн. говорящих на литовском языке, ок. 2 млн. – на латышском.

Между языками балтийской группы имеются некоторые существенные различия. В литовском и латышском имеется отсутствующий в протобалтийском дифтонг ie , которому в прусском соответствует ei или ai ; индоевропейские ā долгое и ō долгое совпали в прусском, а в восточно-балтийских языках они частично продолжают различаться; протобалтийские сочетания tj и dj превратились в прусском в t и d , а в восточно-балтийских языках перешли, соответственно, в č и dž в литовском и в š и ž в латышском; n в позиции перед s сохранилось в прусском и исчезло в восточно-балтийских языках; средний род существительных исчез в восточно-балтийских, но сохранился в прусском. Тем не менее между восточной и западной подгруппами нет абсолютно четкой границы: в ряде отношений литовский обнаруживает сходство с прусским в противоположность латышскому; куршский язык представляет собой своего рода промежуточное звено между восточной и западной подгруппами. Протобалтийские š и ž сохранились только в литовском языке – во всех остальных они перешли, соответственно, в s и z . Унаследованное из протобалтийского свободное ударение осталось в литовском и прусском.

В целом балтийские языки образуют самостоятельную группу, занимающую промежуточное положение между славянскими и германскими языками, и обладают некоторыми признаками, объединяющими их с теми и с другими. Общим со славянскими языками (и противопоставляющим обе эти группы германской) является эффект индоевропейских велярных палатальных согласных, которые изменились в литовском в š и ž , в латышском, прусском и славянских языках – в s и z , а в германских языках сохранились в виде велярных (см . КЕНТУМ VS. САТЭМ ЯЗЫКИ). С другой стороны, между балтийскими и славянскими языками имеется важное различие, касающееся судьбы конечного -s : в славянских языках оно было утрачено, в то время как в балтийских сохранилось. Кроме того, по-разному развивалась глагольная система; вторичная палатализация согласных, существенным образом определившая фонетический облик славянских языков, в балтийских языках была гораздо слабее. В том, что касается судьбы индоевропейского вокализма, а также числительных, балтийские языки оказываются ближе к германским, чем к славянским языкам.

Прародина балтийских народов находилась, по-видимому, несколько восточнее нынешней территории Литвы и Латвии. Начиная с 6 или 7 в. н.э. под натиском славян они вынуждены были сдвинуться на запад, потеснив обитавшие там финно-угорские народы.

Балтийские языки - группа индоевропейских языков. В 1985 году носителями языков Балтийской языковой группы являлись приблизительно 4850 тыс. человек. Балтийские языки полнее сохраняют древнюю индоевропейскую языковую систему, чем другие современные группы индоевропейской семьи языков. Существует точка зрения, согласно которой Балтийские языки представляют собой остаток древней индоевропейской речи, сохранившейся после выделения из этой семьи других индоевропейских языков. Внутри группы древних индоевропейских диалектов Балтийские языки тяготеют к ее восточной части (индоиранские, славянские и др. языки), языкам «сатем» (тем, в которых индоевропейские заднеязычные представлены в виде сибилянтов). Вместе с тем Балтийские языки участвуют в ряде инноваций, характерных для так называемых центрально-европейских языков. Поэтому целесообразно говорить о промежуточном (переходном) статусе Балтийских зыков в континууме древних индоевропейских диалектов (показательно, что Балтийские языки являются как раз той зоной, в которой «сатемизация» осуществилась с наименьшей полнотой среди др. языков группы «сатем»). Особенно близки Балтийские языки к славянским языкам. Исключительная близость этих двух языковых групп (в ряде случаев можно говорить о диахроническом подобии или даже тождестве) объясняется по-разному: принадлежностью к одной группе индоевропейских диалектов, находившихся в близком соседстве и переживших ряд общих процессов, продолжавших еще тенденции индоевропейского развития; относительно поздним территориальным сближением носителей Балтийских языков и славянских языков, обусловившим конвергенцию соответствующих языков, в результате которой выработались многие общие элементы; наличием общего балто-славянского языка, предка Балтийских и славянских языков (наиболее распространенная точка зрения); наконец, исконным вхождением славянских языков в группу Балтийских языков, из которых они выделились относительно поздно (на южной периферии балтийского ареала), с этой точки зрения Балтийские языки выступают как предок славянских языков, сосуществующий во времени и пространстве со своим потомком. Тесные генетические связи объединяют Балтийские языки с древними индоевропейскими языками Балкан (иллирийским, фракийским и др.).

Ареал распространения современных Балтийских языков ограничивается восточной Прибалтикой (Литва, Латвия, северо-восточная часть Польши - Сувалкия, частично Белоруссия). В более раннее время Балтийские языки были распространены и в южной Прибалтике (в ее восточной части, на территории Восточной Пруссии), где до начала 18 века сохранялись остатки прусского языка, а восточнее, видимо, и ятвяжского. Судя по данным топонимии (особенно гидронимии), балтизмам в славянских языках, археологическим и собственно историческим данным, в 1-ом тыс. - нач. 2-го тыс. н. э. Балтийские языки были распространены на обширной территории к югу и Юго-востоку от Прибалтики - в Верхнем Поднепровье и вплоть до правых притоков верх. Волги, Верхнего и Среднего Поочья (включая западную часть бассейна реки Москва и территорию современного г. Москва), р. Сейм на юго-востоке и р. Припять на юге (хотя бесспорные балтизмы отмечены и к югу от нее). Можно говорить о балтийском элементе и к западу от Вислы - в Поморье и Мекленбурге, хотя происхождение этих балтизмов не всегда ясно. Ряд топономастических изоглосс объединяет балтийский ареал с Паннонией, Балканами и Адриатическим побережьем. Особенности ареала распространения Балтийских языков в древности объясняют следы языковых контактов балтов с финно-уграми, иранцами, фракийцами, иллирийцами, германцами и т. д.

Современные Балтийские языки представлены литовским языком и латышским языком (иногда особо выделяют и латгальский язык, который по некоторым источникам является лишь диалектом латышского языка). К числу вымерших Балтийских языков относятся: прусский (Вост. Пруссия), носители которого утратили свой язык и перешли на немецкий; ятвяжский (северо-восток Польши, Южная Литва, смежные районы Белоруссии - Гродненщина - и др.; остатки его существовали, видимо, до 18 века), некоторые следы которого сохранились в речи литовцев, поляков и белорусов названного ареала; куршский (на побережье Балтийского моря в пределах современной Литвы и Латвии), исчезнувший к сер. 17 века и оставивший следы в соответствующих говорах латышского, а также литовского и ливского языков; селонский (или селийский), на котором говорили в части Восточной Латвии и на Северо-востоке Литвы, о чем можно судить по документам 13-15 вв.; галиндский (или голядский, на юге Пруссии и, видимо, в Подмосковье, на р. Протва), о котором можно судить только по небольшому количеству топонимического материала, локализуемого в Галиндии (по документам 14 в.) и, вероятно, в бассейне Протвы (иногда считается, что это просто диалект прусского языка). Остается неизвестным название языка или языков балтийского населения на восточно-славянских территориях. Несомненно, однако, что языки ятвягов и галиндов (голяди) были близки прусскому и, возможно, являлись его диалектами. Они должны быть отнесены вместе с прусским языком к числу западно-балтийских зыков в отличие от литовского и латышского (как восточно-балтийских). Возможно, правильнее говорить о языках внешнего пояса балтийского ареала (прусский на крайнем западе, галиндский на ятвяжский на крайнем юге и, возможно, на востоке), противопоставленных относительно компактному ядру «внутренней» зоны (литовский и латышский), где существенны «кроссязыковые» линии связей (напр., нижнелитов. И нижнелатш., соответственно верхнелитов. и верхнелатыш. диалектов). Балтийские языки внешнего пояса ранее подверглись славизации, целиком вошли в состав субстрата в польском и восточно-славянских языках, полностью растворившись в них. Характерно то обстоятельство, что именно эти Балтийские языки и соответствующие племена раньше всего стали известны античным писателям. Общее название индоевропейских языков Прибалтики как балтийских было введено в 1845 году Г. Ф. Нессельманом.

Фонологическая структура языка определяется рядом общих черт, реализующихся примерно на одном и том же составе фонем (число фонем в литовском несколько больше, чем в латышском). Система фонем в литовском и латышском (и, видимо, прусском) описывается общим набором дифференциальных признаков. Существенны противопоставления палатальных и непалатальных (типа k" : k, g" : g, n": n; в литовском языке объем этого противопоставления намного больше, чем в латышском), простых согласных и аффрикат (c,c,), напряженных и ненапряженных (e: ,i: ie, u: o); фонемы f, x (также c и dz в литовском и dz в латышском) периферийны и встречаются, как правило, в заимствованиях. Важно сходство в организации просодич. уровня Балтийских языков, при тои, что ударение в литовском языке свободное, а в латышском стабилизировано на начальном слоге (финноязычное влияние). Гласные фонемы различаются по долготе - краткости (ср. латыш. virs “над” - virs “муж” или литов. butas “квартира” - butas “бывший”). Интонационные противопоставления характерны и для литовского, и для латышского, хотя реализуются они в конкретных условиях различно. Правила дистрибуции фонем в Балтийских языках относительно едины, особенно для начала слова (где допускается скопление не более трех согласных, ср. str-, spr-, spl-, skl-…); дистрибуция согласных в конце слова несколько сложнее из-за утраты конечных гласных в ряде морфологических форм. Слог может быть как открытым, так и закрытым; вокалический центр слога может состоять из любой гласной фонемы и дифтонгов (ai, au, ei, ie, ui).

Для морфонологии глагола характерно количественное и качественное чередование гласных, имени - передвижения акцента, смена интонаций и т. п. Максимальный (морфологич.) состав слова описывается моделью вида: отрицание + префикс + … + корень + … + суффикс + … + флексия, где префикс, корень и суффикс могут появляться больше, чем один раз (иногда можно говорить и о сложной флексии, например, в местоименных прилагательных, ср. латыш. balt-aj-ai). Наиболее типичные ситуации «удвоения»: видовой префикс ра + “лексический” префикс; корень + корень в двусложных словах, суффикс + суффикс (чаще всего в след. порядке: суффикс объективной оценки + суффикс субъективной оценки). Балтийские языки обладают исключительным богатством суффиксального инвентаря (особенно для передачи уменьшительности - увеличительности, ласкательности - уничижительности).

Для морфологической структуры имени в Балтийских языках характерны категории рода (мужского и женского со следами среднего, особенно в одном из известных диалектов прусского языка), числа (единственного - множественного; известны примеры двойственного числа), падежа (номинатив, генитив, датив, аккузатив, инструменталис, локатив, всем им противопоставлена особая звательная форма; влияние финноязычного субстрата объясняет существование в литовских диалектах форм аллатива, иллатива, адессива), сложенности/несложенности (прежде всего в прилагательных - полные и краткие формы, но иногда и в др. классах слов), градуальности (3 степени сравненияв прилагательных). В склонении существительных различаются 5 типов основ - условно на -o-, -a-, -i-, -u- и на согласный. Наряду с именным типом склонения выступает и местоименный тип, играющий особую роль в склонении прилагательных. Для глагола помимо категории числа существенны: лицо(1-е, 2-е, 3-е), время (настоящее, прошедшее, будущее), наклонение (изъявительное, условное, желательное, повелительное; в латыш. яз. развились долженствовательное и пересказывательное наклонения, очевидно, под влиянием финноязычн. субстрата), залог (действительный, возвратный, страдательный). Различия по виду (включая все оттенки протекания действия - начинательность, терминативность, итеративность и т. п.) и по каузативности/ некаузативности целесообразнее рассматривать как факты словообразования. Парадигма глагола отличается простым устройством, чему способствует нейтрализация противопоставления по числам в формах 3-го лица (в некоторых диалектах, напр. в тамском, нейтрализовано и противопоставление по лицам), которые могут иногда выражаться нулевой флексией, и особенно наличие единой (в принципе) схемы флексий, описывающей личные формы глагола в изъявит. наклонении. Разные сочетания личных форм вспомогательного глагола с причастными порождают многообразные сложные типы времен и наклонений.

Синтаксические связи между элементами предложения в Балтийских языках выражаются формами словоизменения, несамостоятельными словами и примыканием. Ядро предложения - имя в номинативе + глагол в личной форме. Каждый их этих двух членов может отсутствовать (например, при отсутствии глагола возникают именные фразы) или развертываться (так, группа имени может развертываться в прилагательное + существительное, или существительное + существительное, или предлог + существительное или местоимение и т. д.; группа глагола развертывается в глагол + наречие, личный глагол + личный глагол и т. п.). Эти правила развертывания могут применяться больше чем один раз. Реализация их связана, в частности, и с порядком слов во фразе. Так, обычно группа глагола следует за группой имени в номинативе; в группе личного глагола-несвязки группа имени не в номинативе следует за личным глаголом-несвязкой; в группе имени все падежные формы следуют за именем в генитиве, если они связаны с ним (это правило обладает высокой степенью вероятности и существенно в связи с тем, что генитив в Балтийских языках способен выражать самые различные синтаксические отношения - практически почти все, кроме тех, которые свойственны номинативу; отсюда - исключительная роль генитива в синтаксических трансформациях).

Подавляющее большинство семантических сфер в литовском и латышском языках (также и в прусском) обеспечивается исконной лексикой индоевропейского происхождения. Это позволяет в целом ряде случаев говорить о практически едином словаре Балтийских языков. Особенно полное соответствие наблюдается в составе словообразовательных элементов, служебных слов, местоименных элементов, главных семантических сфер (числительные, имена родства, части тела, названия растений, животных, элементов пейзажа, небесных тел, элементарных действий и т. п.). Различия в этой области относятся, скорее, к числу исключений (ср. литов. sunus “сын”, прус. souns, но латыш. dels или литов. dukte “дочь”, прус. duckti, но латыш. meita или литов. duona “хлеб""; латыш. maize, прус. geits или литов. akmuo “камень"", латыш. akmens, но прус. stabis и т. п.). Очень велика лексическая общность Балтийских языков со славянскими. Она объясняется как общим происхождением и архаичностью обеих языковых групп, так и значительным пластом славянских заимствований в Балтийских языках (термины социально-экономического и религиозного характера, бытовая и профессиональная лексика и т.п.). Немалое число германизмов проникло в литовский и особенно в латышский языки (в последнем, чаще по говорам, значителен и слой займствований из финно-угорских языков). Многие лексические интернационализмы не только непосредственно из языка-источника, но и через русский, польский или немецкий языки.

Литовский язык

Литовский язык - один из балтийских языков. Выделяются 2 основных диалектов - жемайтский и аукштайтский. Литовский язык лучше других живых индоевропейских языков сохранил древние черты в фонетике и морфологии. Отличается от близкородственного латышского языка большей архаичностью (в целом) и некоторыми инновациями. В литовском языке сохранились древние k", g", соответствующие латышским аффрикатам (akys ""глаз"", gerti ""пить"", ср. латыш. acis, dzert), начальные pj, bj (piauti “жать”, ср. латыш. plaut), тавтосиллабические an, en, in, un. С последней особенностью связано сохранение носового инфикса в спряжении Литовского языка, утраченного в латышском.

Литовский язык - флективный (фузионный) язык с элементами агглютинации и аналитизма. Существительные делятся на два согласовательных класса (средний род утрачен). Три родовые формы сохраняются у некоторых местоимений, а также у прилагательных и причастий. Категория числа формируется противопоставлением двух рядов форм - ед. и мн. числа (в некоторых диалектах сохраняется двойственное число). В падежную парадигму входят 6 падежей и особая звательная форма. Категория определенности/неопределенности находит морфологической выражение у прилагательных (и причастий), различающих простую (нечленную, неместоименную) и сложную (членную, местоименную) формы.

Глагол характеризуется богатством различных причастных образований, имеющих широкое синтаксическое употребление. Специфические глагольные категории - время, залог, наклонение, лицо (личные флексии выражают одновременно числовое значение; спрягаемая форма 3-го лица не знает числовых различий). Различаются 4 простые (синтетические) формы грамматического времени: настоящее, прошедшее однократное, прошедшее многократное и будущее. Сочетания глагола buti ""быть"" с причастиями (различных временных и залоговых форм) образуют систему сложных (аналитических) времен. Страдательный залог образуется при помощи страдательных причастий. Аналитический пассив противопоставлен как соответствующим сложным формам с действительными причастиями, так и простым (синтетическим) личным формам, всегда принадлежащим к действительному залогу. В системе наклонений различаются изъявительное, сослагательное, повелительное и ""косвенное"" (выделение последнего не общепринято). Косвенное наклонение (сопоставимое с “пересказывательным"" наклонением латышского языка выражается причастиями действительного залога в предикативном употреблении. Вид как грамматическая категория славянского типа в Литовском языке отсутствует. Выражение различных аспектуальных значений связано с семантико-словообразовательным значением глагольной лексемы и с конкретной временной формой, в которой она выступает. Основная аспектуальная классификация глагольных лексем делит их на 2 класса: процессуальные и событийные (eigos veikslas и ivykio veikslas - перевод этих терминов на русский язык как «несов. вид» и «сов. вид» может ввести в заблуждение). Выделение других семантико-словообразовательных классов связано с различиями по переходности, возвратности и др. Особенность Литовского языка - наличие среди переходных глаголов наряду с каузативными глаголами особо класса так называемых куративных глаголов.

Литовский язык относится к языкам номинативного строя. Распространенный порядок следования компонентов простого предложения SVO, хотя возможны и модификации этого порядка, связанные, в частности, с актуальным членением. Для выражения посессивных отношений широко употребляются конструкции типа «Я имею», соотносимые с латышскими конструкциями тапа «У меня есть». Сохранились конструкции с причастными образованиями, эквивалентные сложному предложению.

Письменность появилась в 16 в. на основе латинской графики. Первая литовская книга - катехизис М. Мажвидаса (1547). Начало развития Литовского языка относится к 16-17 вв. В этот период, кроме книг религиозного содержания появляются труды филологического характера, в т.ч. грамматики Литовского языка Д. Клейна (1653,1654). Единый Литовский язык формируется в кон.19 - нач. 20 вв. на основе западно-аукштайтского диалекта. Большую роль в создании и нормализации Литовского языка сыграл Й. Яблонскис.

Латышский язык

Латышский язык - второй из двух сохранившихся до наших времен балтийских языков. В латышском языке три диалекта: среднелатышский (в центральной части Латвии), лежащий в основе литовского языка, ливонский (на С. Курземе и Северо-западе Видземе, где раньше жили ливы, под влиянием языка которых образовался данный диалект), верхнелатышский (в вост. части Латвии; этот диалект, называемый на территории Латгалии латгальскими говорами или латгальским языком, испытал на себе значительное славянское влияние; на этих говорах в 1730-1865 и 1904-1959 издавались книги и газеты).

В отличие от литовского языка в латышском языке фиксированное ударение на первом слоге (вероятно, влияние финно-угорского субстрата). В конечных слогах многосложных слов долгие гласные сокращаются, дифтонги монофтонгизировались, краткие гласные (кроме u) отпали. Древние тавтосиллабические (относящиеся к одному слогу) сочетания подверглись изменениям an>uo, en>ie, in>i, un>u; перед гласными переднего ряда согласные k>c, g>dz. Характерно противопоставление задне- и среднеязычных согласных k-k, g-g. В долгих слогах (т. е. в слогах, содержащих долгие гласные, дифтонги и тавтосиллабические сочетания гласных с m, n, n, l, l, r) сохранены древние слоговые интонации: длительная (mate «мать»), прерывистая (meita «дочь»), нисходящая (ruoka «рука»). В морфологии утрачен средний род и формы двойственного числа, древний инструментальный падеж совпал в ед. числе с аккузативом, во мн. числе - с дативом. Утрачены прилагательные с основой на u. Сохранились определенные и неопределенные формы прилагательных. Для глагола характерны простые и сложные формы настоящего, прошедшего и будущего времени; неразличение числа в 3-м лице. Сложились оригинальные долженствовательное и пересказочное наклонения. В предложении порядок слов свободный, преобладает порядок SVO, определяемое стоит после определения. Основной фонд лексики исконно балтийский. Заимствования из германских языков, особенно средненижненемецкого (elle “ад”, muris “каменная стена”; stunda “час”), из славянских, преимущественно русского (bloda “миска”, sods “наказание”, greks “грех”), из прибалт.-фин. Языков (kazas “cвадьба”, puika “мальчик”) и т. п.

Письменность на основе латинского готического письма появилась в 16 в. (первая книга - католический катехизис 1585). Язык первых книг, написанных немецкими пасторами, слабо владевшими Латышским зыком и пользовавшимися орфографией нежненемецкого языка, плохо отражает морфологический строй и фонетическую систему Латышского языка. Поэтому для истории Латышского языка важную роль играет изучение диалектов, а также народного творчества (особенно песен). Латышский язык формировался со 2-ой половины 19 в. В основе современной латышской графики - латинский алфавит (антиква) с дополнительными диакритиками; орфография основана на фонематич.-морфологич. принципе.

Прусский язык

Прусский язык - один из вымерших балтийских языков (западно-балтийская группа). Иногда называется древнепрусским для отличия его от прусских говоров немецкого языка. На Прусском языке говорили в юго-восточной Прибалтике, к востоку от Вислы, с нач. 2-го тысячелетия территория его распространения сокращалась. К началу 18 в. Прусский язык вымер, потомки пруссов перешли на немецкий язык.

Памятники: Эльбингский немецко-прусский словарь (немногим более 800 слов), ок. 1400; прусско-немецкий словарик Симона Грунау (ок. 100 слов), нач. 16 в.; 3 катехизиса на Прусском языке (перевод с немецкого): 1545 (1-ый и 2-ой катехизисы), 1561 (3-ий, так называемый Энхиридион, самый обширный текст на Прусском языке); отдельные слова и фразы, сохраненные в описаниях пруссов; прусская стихотворная надпись (2 строки), сер. 14 в. Сведения о Прусском языке дают также топонимия и антропонимия, отчасти прусские заимствования в прусских говорах немецкого языка, в польских и западно-литовских говорах. Все памятники отражают результаты сильного немецкого и более раннего польского влияния, а сам Прусский язык предстает в значительно изменившемся виде.

Выделяют 2 диалекта: помезанский (более западный, о нем можно судить по Эльбингскому словарю) и самландский или самбийский (более восточный, на котором написаны все катехизисы).

Для фонетики характерны противопоставление гласных по долготе - краткости, относительно простая система согласных, свободное ударение, фонологически значимое противопоставление интонаций, тенденция к палатализации и лабиализации согласных, к смешению шипящих со свистящими, к дифтонгизации в определенных условиях долгих гласных. В морфологии имя различает категории числа, рода (в помезанском диалекте есть и средний род), падежа (именительный, родительный, дательный, винительный; наблюдается тенденция к выработке «общего» падежа); глагол характеризуется категориями числа (существенно неразличение чисел в 3-м л.), лица, времени (настоящее, прошедшее, будущее), наклонения (индикатив, императив, может быть, оптатив и кондиционалис), отмечены некоторые видовые характеристики. О синтаксических особенностях Прусского языка судить труднее из-за переводного характера памятников. В лексике большое количество польских и немецких заимствований. В ряде отношений Прусский язык обнаруживает особую близость к славянским языкам.

Изучение Балтийских языков

Комплекс филологических наук, изучающих балтийские языки, материальную и духовную культуру балтоязычных народов, называется Балтистикой. В Балтистике различают область, связанную с изучением балтийских языков, фольклора, мифологии и т. п. как некого целого, и частные области, посвященные отдельным балтийским традициям: прутенистику (пруссистику), леттонистику, литуанистику.

Ведущее направление в Балтистике - исследование балтийских языков, история изучения которых начинается с 17 в., когда появляются первые словари и опыты грамматического описания отдельных языков, преследующие главным образом практичные цели. Лучшим из них в 17 в. были для литовского языка грамматика Д. Клейна и словарь К. Сирвидаса (Ширвидаса), для латышского языка - грамматика Г. Адольфи и словари Х. Фюрекера и Я. Лангия. Традиция описания грамматики и лексики продолжалась примерно до сер. 19 в. (Ф.В. Хаак, Ф. Руиг, Г. Остермейер, К. Мильке, С. Станявичус, К. Коссаковский и др. для литовского языка; Г.Ф. Стендер, Я. Ланге, К. Хардер, Г. Розенбергер, Г. Хессельберг и др. для латышского языка).

Новый этап начинается с сер. 19 в., когда труды Р.К. Раска, Ф.Боппа, А.Ф. Потта вводят балтийские языки в русло сравнительно-исторического языкознания и индоевропеистики. Появляются труды по прусскому языку (Бопп, Ф. Нессельман), литовскому (А. Шлейхер), латышскому (А. Биленштейн). В последующие десятилетия сравнительно-историческое изучение балтийских языков стало господствующим в балтийском языкознании (И. Шмидт, А. Лескин, А. Бецценбергер, Л. Гейтлер, Э. Бернекер, Ф.Ф. Фортунатов, Г.К. Ульянов, В.К. Поржезинский, О. Видеман, Й. Зубатый, И. Миккола и др.). Потребности более обстоятельной интерпретации фактов балтийских языков в рамках сравнительно-исторических исследований, как и практические потребности в выработке стандартных форм языка, оживили интерес и к синхроническому изучению балтийских языков. На рубеже 19-20 вв. появляются первые работы Я.Эндзелина, внесшего исключительный вклад в изучение балтийских языков (фундаментальная грамматика латышского языка, участие в словаре Мюленбаха, изучение вымерших балтийских языков, в частности прусского и куршского, труды по балто-славянским языковым связям, по акцентологии, истории и диалектологии, по сравнительной грамматике балтийских языков, в области этимологии и топонимии и т. п.). Большое значение для исследования истории литовского языка, вымерших балтийских языков, сравнительно-исторического их изучения, для этимологии, топономастики и лексики имеют труды К Буги. Исследованием балтийских языков и их связей со славянскими и др. индоевропейскими языками занимались Р.Траутман («Балто-славянский словарь»), Ю. Герулис, Э. Френкель («Литовский этимологический словарь»), К. Станг (первая «Сравнительная грамматика балтийских языков», 1966), Х. Педерсен, Т. Торбьёрнссон, М. Фасмер, Э. Герман, Э. Ниеминен, Е. Курилович, Я. Отрембский, П. Арумаа, В. Кипарский, А. Зенн, Ю. Бальчиконис, П. Скарджюс, А. Салис, П. Йоникас, Ю. Плакис, Э. Блесе, А. Аугсткалнис, А. Абеле, В. Руке-Дравиня, К. Дравиньш, В. Мажюлис, З. Зинкявичюс, Й. Казлаускас, Вяч.Вс. Иванов, В. Зепс, У. Шмальштиг (Смолстиг), Б. Егерс и др. Новый этап в развитии Балтистики связан с созданием фундаментальных тудов по лексикологии и диалектологии, в частности диалектологических атласов, по описательной грамматике и истории балтийских языков, по топонимике и ономастике. В области фольклористики накоплен огромный материал, собранный в многотомных изданиях текстов народной словесности. На этой основе развиваются многочисленные частные исследования и все чаще выдвигаются общебалтийские проблемы (сравнительная метрика, поэтика, историческая и мифологическая интерпретация, связь с индоевропейскими источниками и т.п.).

Изучение прусского языка (прутенистика) началось в кон. 17 в. (Х. Гарткнох, 1679), но интерес к нему возобновился лишь в 20-х гг. 19 в. (С. Фатер, 1821, С.Б. Линде, 1822, П. фон Болен, 1827) и был связан как с романтическим интересом к архаике, так и со становлением сравнительно-исторического языкознания. Характерна работа Боппа (1853) о прусском языке в сравнительном плане. В сер. 19 в. наибольший вклад в изучение балтийский языков внесен Нессельманом (в частности, словарь прусского языка, 1873); тогда же начинается сбор топономастических материалов (В. Пирсон, Й. Фойгт, М. Теппен, Бецценбергер и др.). Последнему принадлежат большие заслуги в текстологическом изучении памятников прусского языка и в интерпретации многих языковых фактов уже в следующий период (кон. 19 - нач.20 вв.). В конце 19 в. появляются грамматики прусского языка (Бернекер,1896, В. Шульце, 1897), фонетические, акцентологические, морфологические и этимологические исследования (Фортунатов, Ф. де.Соссюр, А. Юрюкнер, К. Уленбек, Миккола, Э. Леви, Ф. Лоренц, Ф. Клуге и др.). В 1910 году публикуется фундаментальное описание прусского языка Траутмана, оно включает публикацию текстов и полный словарь к ним. Позже он издает словарь прусских личных имен (1925), который вместе со словарем прусских топонимов Герулиса (1922) значительно расширил представления о лексике прусского языка. Этим двум ученым (как и Бецценбергеру и особенно Буге) принадлежат первые исследования в области диалектологии прусского языка. Фонетикой и морфологией в это время успешно занимается Н. Ван Вейк (1918), публикуются работы Эндзелина, Германа и др. В 20-30 гг. 20 в. создаются труды по частным вопросам прусского языка (главным образом Эндзелин, а также Э. Бенвенист, ван Вейк, Шпехт, Станг, Дж.Бонфанте. Э.Микалаускайте, И. Матусевичюте и др.), но в целом интерес к прусскому языку значительно падает. Исключение - книга Эндзелина о прусском языке (1943, 1944), отличающаяся точностью и строгостью конкретных выводов, опирающихся на детальное исследование графики. В 40-50 гг. появляются лишь редкие исследования в этой области (Т. Милевский, Л. Заброцкий, Герман).

Начало современного этапа в развитии прутенистики относится к 60-м гг., когда увеличивается число исследований, углубляются методы интерпретации, достигаются важные результаты. Особое место занимают труды и публикации Мажюлиса (ср. «Памятники прусского языка», 1966-81, и подготовленный к печати этимологический словарь) и Шмальштига («Грамматика прусского языка и дополнения к ней», 1974, 1976). С 1975 начал выходить словарь прусского языка В.Н. Топорова. В 70-80-е гг. прусский язык исследуют Станг, Кипарский, В.П. Шмидт, Х. Гурнович, Дж.Ф. Левин, А.П. Непокупный, Иванов, В. Смочиньский и др. Новый этап в развитии прутенистики характеризуется интересом к «вымершим» малым балтийским языкам, известным лишь по очень скудным данным (отдельные слова, обычно личные и местные имена). Изучается близкий к прусскому ятвяжский язык (труды Л. Налепы, Топорова, Отрембского и др.); оживился интерес к галиндскому языку. После классических работ Эндзелина и Кипарского внимание ряда исследователей снова обращается к куршскому языку. Диалектологи пытаются в современных говорах балтийских языков выделить звуковые особенности и лексемы вымерших куршского, земгальского, селонского языков.

Государственный язык Литовской ССР- литовский, и государственный язык Латвийской ССР - латышский, являются в настоящее время единственными живыми представителями некогда более обширной балтийской группы индоевропейских языков. Из несуществующих ныне языков лучше других известен лингвистам древнепрусский (язык балтийских племен пруссов, населявших восточную Пруссию), который окончательно исчез к началу XVIII в. в результате завоевания прусской территории Тевтонским орденом в XIII в. Помимо прусских личных имен, а также географических названий, сохранились письменные памятники древнепрусского языка: Эль- бингский немецко-прусский словарь, составленный в XIV в., список прусских слов (в количестве 100), содержащийся в хронике Симона Грунау (начало XVI в.), и катехизисы 1545 и 1561 гг.

Весьма скудные сведения о других исчезнувших языках и диалектах (отдельные слова в латинских, немецких, польских, русских документах) отчасти восполняются исследованием их отражений в диалектах современных языков Латвии и Литвы и в первую очередь топонимическими данными.

Сохранившиеся до настоящего времени географические названия балтийского происхождения в ряде случаев помогают более или менее точной локализации древних балтийских диалектов. К западнобалтийской группе, наряду с уже названным древнепрусским языком, относится близкий к нему язык ятвягов (исчез в VII в.), который некоторые лингвисты считают даже диалектом прусского языка. По историческим свидетельствам XI-XIII вв., ятвяги (лит. jotvingai , ятвязи русских летописей) жили к северу от р. Нарев, в районе Белостока и Сувалок и в южной Литве к западу от Немана. Ранее граница расселения ятвягов проходила, вероятно, южнее. Языки куршей (лит. kursiai , лтш. kursi , kursi \ корсъ русских летописей; лат. Cori , Chori в шведских документах VII в.), селов (лит. seliai ), земгалов (лит. ziemgaliai , лтш. zemgali ] зимигола Повести Временных лет) и других относят к восточнобалтийской диалектной группе. Куршский язык, который, как указывают исторические свидетельства XIII в., ^был распространен на балтийском побережье в западной части современной Латвии (Курземе) и Литвы (район Клайпеды), исчез на рубеже XVI-XVII вв. в связи с ассимиляцией куршей латышами и литовцами. Ономастические данные, сохраненные в документах того времени, «куронизмы» современных латышских и литовских диалектов, а также топонимы куршского происхождения позволяют характеризовать куршский язык как переходный между литовским и латышским. Определенное сходство его с древнепрусским языком объясняют древними связями куршей и пруссов. Язык близких юго-восточных соседей куршей-селов, поглощенных к началу XV в. латышами и частично литовцами, был, видимо, близок куршскому. Язык земгалов, растворившийся в латышском (и отчасти в литовском) к XV в., обнаруживает большое сходство с современным латышским. Целый ряд балтийских диалектов существовал также на территории верхнего Поднепровья и далее к востоку, вплоть до правых притоков верхней Волги и верховьев Оки. Недавно на основании лингвистического анализа названий водоемов верхнего Поднепровья высказано предположение, согласно которому балтийское население этой территории не отступало к северо-западу по мере продвижения восточных славян к северу, как думали раньше, но сохранилось здесь в виде отдельных островков и после проникновения славян, постепенно усваивая их речь и в свою очередь оставляя следы в языковых и этнографических особенностях нового населения этого района. Изучение гидронимов привело к гипотезе, по которой древние балты жили также на Сейме. Это могло бы объяснить ранее непонятные факты балто-иранских лексических схождений (следы пребывания балтов и иранцев на Сейме установлены). Кроме того, появились основания предполагать, что отдельные группы балтийского населения переходили в южном направлении за р. Припять, которая ранее считалась южной границей древней балтийской территории.

Древние языковые контакты балтов с финно-угорскими племенами, окружавшими их с севера и востока, отразились в многочисленных балтийских заимствованиях в финно-угорских языках - как западных, так и волжских. Форма и значение этих заимствований (среди них -скотоводческие, земледельческие, религиозные термины, названия растений, животных, измерения времени, имена родства и т. п.) дают основание считать их весьма старыми - многие из них вошли в финно-угорские языки во II тысячелетии до н.э.

Языковые взаимодействия балтов с германцами и славянами нашли отражение в германских и славянских заимствованиях в балтийских языках (в значительно меньшей степени-в заимствованиях обратного направления).

Из всех индоевропейских языков наибольшее сходство с балтийскими языками обнаруживают славянские. По поводу взаимоотношения между этими языками высказывались самые разнообразные точки зрения. Отметим наиболее современные. Согласно первой из них, славянские и балтийские языки происходят от разных праиндоевропейских диалектов, но позднее сблизились друг с другом (время, причины и характер этого сближения определяются по-разному). Согласно второй, славянские и балтийские языки входили в единую праиндоевропейскую диалектную область, разрушенную в связи с выделением из нее праславянских диалектов. Эта последняя точка зрения, пожалуй, убедительнее всего объясняет глубокую близость балтийских и славянских языков, хотя следует указать, что сложная «бал- то-славянская проблема» в настоящее время еще далека от своего окончательного разрешения.

Современные латышский и литовский языки относят к восточной группе балтийских языков. Они возникли в результате длительного и сложного этногенетического процесса. Ведущую роль в образовании латышской народности играли латгалы и участие в нем принимали группы куршей, земгалов, селов, ливов и др. В этногенезе литовцев важнейшую роль сыграли же- майты и аукштайты, а также часть ятвягов, земгалов, куршей и селов.

Литовский язык распадается на две основные группы диалектов: же- майтские, или «нижнелитовские» (zemaicq ), охватывающие северо-западную часть Литвы, и аукштайтские, или «верхнелитовские» (aukstaicif ), среди которых выделяются западно-аукштайтские говоры (на основе южных говоров этой группы сложился литовский литературный язык), среднеаук- штайтские и восточноаукштайтские, а также диалект дзуков, распространенный в юго-восточной Литве и разделяющий ряд особенностей со смежными белорусскими и польскими говорами. Некоторые особенности жемайт- ских диалектов дают основание считать их как бы переходными от аукштайт- ских говоров к соседним латышским.

Высокая степень диалектной дифференциации характерна и для латышской языковой области. В латышском языке различают три главные диалектные группы: восточные, или «верхние» (augszemnieku ), говоры центрального, или средвелатышского, диалекта (vidus ), послужившие основой литературного языка, и западные, или тамские (tamnieku ), диалекты побережья Балтийского моря, включающие ливские говоры (с финноязычным влиянием).

Литовцы и латыши пользуются латинской графикой, употребляя для обозначения некоторых звуков дополнительные (диакритические) знаки при латинских буквах. Древнейшие памятники литовской и латышской письменности - преимущественно переводы текстов духовного содержания - появляются с XVI в., в связи с борьбой лютеранства и католичества. Первая литовская книга - лютеранский катехизис Мажвидаса была издана в 1547 г.; первые книги на латышском языке - католический катехизис Ка- низия и лютеранский катехизис (в переводе Ривия)- в 1585 и 1586 гг. Литовские произведения богословской литературы XVI-XVII вв., написанные на разных диалектах, интересны пристальным вниманием их авторов к языку. В предисловиях и приложениях к некоторым таким текстам содержится полемика с языком других современных произведений того же жанра. Значение латышских памятников этого периода, создававшихся преимущественно немецкими пасторами, ограничено в связи с тем, что их авторы - лица не латышского происхождения. Период светской литературы начинается с XVIII в. В Латвии его начало связано с именем Г. Ф. Стендера. В Литве первым крупным писателем был К. Донелайтис. Современные литературные языки формируются в Латвии и Литве в конце XIX- начале XX в. Выдающуюся роль в борьбе за нормализацию литовского языка сыгряла деятельность Й. Яблонскиса. Активными борцами; за создание общенационального латышского языка были «младолатыши» (в частности, поэт и языковед Ю. Алунан, писатель А. Кронвалд и др.), дальнейшее развитие латышского литературного языка связано с творчеством великого латышского поэта Яна Райниса.

Литовский и латышский языки характеризуются значительной близостью в области фонетики, грамматики и лексики. Оба языка (в особенности литовский) сохраняют большое количество весьма архаических черт, что делает их весьма ценными для сравнительно-исторического языкознания.

Для фонологических систем обоих языков характерно исключительное богатство вокализма, связанное с наличием как кратких, так и долгих гласных, большого количества дифтонгов и политонического ударения. Сходство между литовской и латышской системой вокализма проявляется в почти одинаковом инвентаре гласных фонем. Однако интонационные системы не тождественны другу другу: литовский язык различает нисходящую и восходящую интонации долгих слогов (так, лит. mielas - с нисходящей интонацией - значит с милый 5 , a mielas - с восходящей интонацией - С гипс\ juosta - с нисходящей интонацией - с пояс\ a juosta - с восходящей интонацией - ‘чернеет 5 и т. п.), в то время как в литературном латышском языке развилась трехчленная система, различающая длительную, нисходящую и прерывистую интонацию (ср. лтш. lauks - длительная интонация- ‘поле 5 и lauks - нисходящая интонация - ‘белолобый 5 ; liels - прерывистая интонация- ‘голень 5 и liels -длительная интонация- ‘большой 5 ; rlt - длительная интонация- ‘глотать 5 и rit -прерывистая интонация - ‘завтра 5 и т. п.).

В отличие от литовского языка, сохранившего древнее подвижное ударение, латышский язык характеризуется постоянным местом ударения (на первом слоге). Существенной особенностью литовского консонантизма являет* ся наличие двойного ряда твердых (непалатализованных) и мягких (палатализованных) согласных. В системе латышских согласных, напротив, отсутствует регулярное противопоставление твердости и мягкости. Среди особенностей латышского консонантизма можно отметить наличие среднеязычных (палатальных) согласных.

Литовскому и латышскому языку свойственно четкое различение двух основных морфологических классов: класса имени и класса глагола, характерное вообще для всей индоевропейской языковой семьи. Специфической чертой восточнобалтийских языков, отличающей их не только от ряда индоевропейских языков, но и от их ближайшего родственника - древнепрусского, является утрата среднего рода (в литовском языке средний род сох- раняетсяу прилагательных и причастий в самостоятельном употреблении). Балтийские языки, как и славянские, обнаруживают тенденцию идентифицировать род с определенным типом склонения. В литовском языке соотнесение противопоставления мужского и женского рода с противопоставлением определенных основ проводится с большей последовательностью, чем в латышском (ср. например, противопоставление существительных со старой основой на -(i ) o -, а также на -и-, принадлежащих к мужскому роду, существительным со старой основой на -(i ) a - и -2-, в своем огромном большинстве принадлежащим к женскому роду).

Категория числа формируется как в литовском, так и в латышском языке противопоставлением двух форм: единственного и множественного числа. Двойственное число перестало быть живой категорией и находится на пути к полному исчезновению. По сравнению с соседними славянскими языками наблюдается более широкое распространение так называемых Pluralia tan - tum -существительных, употребляющихся обычно только во множественном числе, часто соответствующих так называемым Singularia tantum (существительным, обычно употребляющимся только в единственном числе) славянских языков (ср., например, лит. avizos , лтш. auzas -букв. с овсы 5 , русск. с овес 3 ; лит. linai , лтш. Uni - букв. с льны 3 , русск. с лен 3 ; лит. dUmai , лтш. dUmi - букв. с дымы 5 , русск. с дым 3 и т. п.).

Для прилагательного в литовском и латышском языках характерно наличие двух форм (и соответственно двух способов склонения): простой и сложной, или местоименной. Образование местоименной формы прилагательного, очень напоминающее соответствующее новообразование славянских языков (ср., например, лит. baltasis - местоим. форма прилагательного с белый 5 из baltas ‘белый 5 + jis с он } , род. п. ед. ч. baltoljo из balto «белого» -f- jo «его» и т. п.), произошло, однако, как показали новейшие исследования, сравнительно недавно, уже в период существования литовского и латышского языков.

Общей особенностью склонения обоих балтийских языков является сохранение для некоторых парадигм особой звательной формы. Система склонения в литовском языке при значительном сходстве с системой латышского склонения отличается от нее в общем большей морфологической сложностью.

В литовском языке во всех типах склонения имеется, по крайней мере, шесть особых падежных форм: именительного, родительного, дательного, винительного, инструментального и местного падежей, а у большинства существительных единственного числа еще и специальная-седьмая-звательная форма. Кроме того, литовский язык сохраняет еще три, правда, выходящие из употребления формы: иллатив, аллатив и адессив. Латышское же склонение различает от пяти до шести форм, так как в ед. числе инструментальный падеж совпал с винительным, а во множественном - с дательным, а особую звательную форму имеют только существительные мужского рода в ед. числе.

Литовский язык, кроме именного и местоименного, имеет специальный тип склонения (адъективный) для неопределенной формы прилагательного и причастия, числительных и большинства местоимений. Латышское склонение распадается всего на два типа: именной и местоименный.

Класс глагола в обоих языках характеризуется наличием категорий лица (только для личных форм), числа, времени, залога, вида и наклонения.

К неличным глагольным формам относятся инфинитив, различные причастные образования и супин (отмирающая в литовском и исчезнувшая в латышском литературном языке форма, живая еще в некоторых диалектах).

Специфической особенностью балтийских языков является неразличение числа в 3-м лице всех личных форм. Характерным новообразованием литовского языка (точнее, верхнелитовской группы диалектов) является простая форма прошедшего многократного времени.

Общей балтийско-славянской инновацией являются возвратные глагольные формы. Интересная особенность балтийских языков состоит в сохра нении возвратной частицы в отглагольных существительных, образованных от возвратных глаголов (ср. лит. mokymasis с учение, изучение 5 от току t is ‘учитьсялтш. maclsanas с учеба, учение 5 от соответствующего возвратного глагола macities и т. п.)

Латышский язык характеризуется весьма богатой системой наклонений: .кроме изъявительного, повелительного и условного, различаемых и в литовском глаголе, латышский глагол имеет еще специальные формы должен- ствовательного (дебитив) и пересказочного (или относительного) наклонения (последнее употребляется при передаче косвенной речи для выражения неполной достоверности события). Здесь заслуживает внимания сходство с неродственным эстонским языком при отсутствии параллелей в литовском, с одной стороны, и в финском-с другой, в которых употребляются в соответствующих случаях различные причастия (ср., например, лтш. viyis esot atnacis с он, говорят, пришел 5 и эст. ta olevat tulnud 5 с то же>).

Сходство литовского и латышского языков особенно наглядно проявляется в лексике, которая наряду со словами общеиндоевропейского фонда (следует специально подчеркнуть поразительную сохранность старой индоевропейской лексики, являющуюся важной особенностью словаря балтийских языков) и общебалтийскими словами, содержит большое количество слов, общих лишь для восточнобалтийских языков. Наиболее тесные лексические связи существуют между балтийскими и славянскими языками. Кроме общих лексических элементов, в словаре балтийских языков отмечено множество сотен славянских заимствований, в первую очередь - восточносла вянских, как старых (фонетический облик некоторых заимствованных из древнерусского слов с достоверностью свидетельствует, что они проникли в балтийские языки, во всяком случае, не позднее X в.- ср., например, лит. pundas , pundus из др.-русск. пЖдъ> пуд, лит. lenkas с поляк>= др.-русск. лАхъ ит. п., т. е. заимствованные в то время, когда в русском языке еще существовали носовые гласные), так и более новых (начиная с XVIII в.).

Латышский язык отличает от литовского также большое количество за- имствований Р1з прибалтийско-финских диалектов.

В обоих балтийских языках имеются интернационализмы, часто заимствованные через посредство русского или польского языков. Вместе с тем для обоих языков характерна тенденция использовать для обозначения новых понятий, возникших в последние десятилетия, собственные лексические средства и собственные словообразовательные возможности, причем во многих случаях семантическое калькирование предпочитается прямому лексическому заимствованию.

Довольно большая группа языков, на которых говорят многие народы Восточной, Южной и части Центральной Европы, – балто‑славянские языки. Лингвисты выделяют две подгруппы, что уже видно из названия: языки славянские и их ближайшие родственники – балтийские. Из ныне существующих к последним относятся всего лишь два языка: литовский и латышский. Их соседи эстонцы, связанные с латышами и литовцами во многом общей исторической судьбой, говорят на языке, который вообще не имеет отношения к индоевропейским языкам.

Балтийские языки из‑за того, что долгое время существовали почти исключительно в разговорной форме (литературные варианты сложились довольно поздно) и существовали на периферии европейской цивилизации, сохранили многие архаические черты. Некоторые языковеды считают их наиболее близкими (особенно литовский и вымерший прусский) к гипотетическому индоевропейскому праязыку (или протоиндоевропейскому языку), с которого пошло развитие всей индоевропейской семьи языков. Это обстоятельство вызывает к ним пристальный интерес специалистов по сравнительному языкознанию, несмотря на скромный вклад этих языков в мировую культуру.

Различие славянской и балтийской группы языков значительно, что говорит о том, что разошлись они довольно давно. Однако русскому освоить литовский язык несравненно легче, чем, скажем английский.

Славянская подгруппа гораздо более многочисленна и влиятельна. Исторически славянские языки разошлись позже, чем германские, поэтому лексически и грамматически славянские языки сохранили большее сходство между собой. Можно сказать, что русскому гораздо легче понять поляка или серба, не зная их языков, чем немцу в аналогичной ситуации норвежца или датчанина.

В настоящее время принято выделять три подгруппы славянских языков, каждая из которых связана значительным лексическим и грамматическим сходством: восточные (русский, украинский, белорусский), западные (чешский, польский, словацкий) и южные (болгарский, сербскохорватский, словенский, иногда самостоятельным языком считают македонский). Я перечислил только те языки, которые в настоящий момент имеют статус государственных. Есть еще несколько, имеющих статус языков национальных меньшинств, как лужицкий (сорбский) в Германии или кашубский в Польше, оба относятся к западнославянской подгруппе. На территории бывшей Югославии последние два десятилетия по мере дальнейшего государственного дробления возникают все новые «самопровозглашенные» языки. Это, впрочем, чисто политический процесс, к лингвистике и реальной языковой ситуации отношения не имеющий.

Почти все славянские языки синтетические, то есть отношения между словами выражаются главным образом окончаниями слов, падежными – при склонении существительных и прилагательных и личными – при спряжении глаголов. Интересно, что предлоги, которые при такой организации языка во многих случаях не нужны, обычно наличествуют, что создает дополнительные трудности для иностранцев, изучающих славянские языки. Исключением из общей тенденции синтетичности является болгарский язык, который в немалой степени сдвинулся в сторону аналитичности: отмирают многие падежи (вот теперь предлоги жизненно необходимы!), даже появились артикли, которые, как и в румынском, прикрепляются к слову сзади.

Среди русских, съездивших пару раз в турпоездки в славянские страны, распространено убеждение, что русскому человеку другие славянские языки понятны, дескать, у нас вода́ , а у них вóда – все понятно. Особенно умиляет всеобщность слова пиво . Однако относительная взаимопонятность существует лишь внутри подгрупп – восточно‑, западно– и южнославянских языков. Разные исторические судьбы, разные религии (православие, католицизм и даже ислам, который исповедуют многие боснийцы) далеко развели славянские народы и их языки. Изучение любого славянского языка требует не меньшего прилежания и систематичности, чем освоение какого‑нибудь романо‑германского языка, хотя дело, конечно, будет идти быстрее и легче.

В заключение несколько слов об истории международной политики. С тех пор как Российская империя весьма возвысилась после наполеоновских войн и Венского конгресса 1815 года, установившего новый европейский политический порядок, во многих славянских странах, входивших в состав Австро‑Венгерской и Османской империй, появилось политическое течение, имеющее наднациональный характер. Речь идет о панславизме (всеславянстве), идее якобы существующего родства политических интересов всех славянских народов. В перспективе дело должно было завершиться созданием конфедерации славянских народов от Адриатики до Тихого океана, а по сути, вхождением стран, стенавших под турецким и австро‑венгерским игом, в состав Российской империи.

Однако по мере обретения этими народами государственной независимости (особенно интенсивно этот процесс шел после окончания Первой мировой войны) панславистские настроения угасали. Так называемый социалистический лагерь был в какой‑то мере запоздалой и во многом насильственной попыткой реализации этой идеи, впрочем, в группу зависимых от Советского Союза входили не только славянские страны. После распада СССР и социалистической системы идея панславизма окончательно умерла.

В далеком прошлом существовала довольно многочисленная группа языков, объединяемая со славянскими в балто‑славянскую языковую группу. Историческая судьба прибалтийских народов определялась соседством с мощными государствами: Россией с востока, а Польшей и Пруссией с запада. Любопытно, что само название восточного форпоста германских земель Пруссия было взято от балтийского народа пруссов, которых немцы, благочестиво обращая в христианство, частично истребили, а частично ассимилировали, то есть включили в свой этнос. Усилиями лингвистов прусский язык в XX веке был во многом реконструирован. Современное сравнительное языкознание уже способно производить такие вещи.

В настоящее время существует два балтийских языка: латышский и литовский (эстонский никакого отношения к балтийской языковой группе не имеет), оба имеют статус государственных языков. Интересно, что Великое княжество Литовское, владевшее огромными землями в Восточной Европе (граница с Московией проходила у Можайска – 120 километров от современной Москвы), не имело литовский в качестве государственного языка – таковым был русский, или, если угодно, белорусский. Правда, этот в некоторой мере условный язык изобиловал литовскими заимствованиями.

Несмотря на близость литовского и латышского языков, культура и ментальность этих народов весьма различны. Литва находилась под польским культурным влиянием, даже уже будучи в составе Российской империи, а Латвия (как и Эстония) и до вхождения в состав Российской империи, и после вхождения испытывала сильное немецкое влияние. Различны и религии этих народов: Литва почти сплошь католическая страна, а в Латвии большинство населения исповедует лютеранство.