Раздробленность и выбор путей развития. Политическая раздробленность Руси

Описание работы

Период, который открывает следующую страницу нашей истории после Древнерусского государства, принято называть феодальной раздробленностью русских земель. В этот период русская политическая жизнь была рассредоточена и Киевская Русь, где когда-то кипела деятельность политическая, торговая и ремесленная, сохранила лишь памятники, говорящие о ее минувшем значении. Целью данной работы является выявление причины и следствия феодальной раздробленности на Руси.
Таким образом, феодальная раздробленность – закономерный этап развития Древней Руси. Децентрализация дала простор новым тенденциям: экономической самостоятельности областей, их подъему, развитию самосознания, культуры. Вместе с тем разрушение единого государства сделало Русь беззащитной перед грозным монгольским нашествием, что привело к тяжелым последствиям.

Введение»…………………………………………………………………2стр.
Глава I. «Причины феодальной раздробленности»……………………3стр.
Глава II. «Великие княжества»………………………………………….8стр.
Глава III. «Последствия политической раздробленности»………...15стр.
Заключение………………………………………………..…………….18стр.
Список литературы……………………………………………………..19стр.

Файлы: 1 файл

Министерство образования и науки РФ

Набережночелнинский институт (филиал)

Федерального государственного автономного образовательного учреждения высшего профессионального образования

«Казанский (Приволжский) Федеральный университет».

Контрольная работа по истории на тему: «Проблема цивилизационного выбора в условиях раздробленности».

Выполнил:

студент группы 4132133

Гимранов Р.Р.

Проверил:

старший преподаватель

кафедры гуманитарных наук

Шпека И.И.

г. Набережные Челны

Введение»……………………………………………………… …………2стр.

Глава I. «Причины феодальной раздробленности»……………………3стр.

Глава II. «Великие княжества»…………………………………………. 8стр.

Глава III. «Последствия политической раздробленности»………...15стр.

Заключение……………………………………………….. …………….18стр.

Список литературы………………………………… …………………..19стр.

Введение.

Период, который открывает следующую страницу нашей истории после Древнерусского государства, принято называть феодальной раздробленностью русских земель. В этот период русская политическая жизнь была рассредоточена и Киевская Русь, где когда-то кипела деятельность политическая, торговая и ремесленная, сохранила лишь памятники, говорящие о ее минувшем значении. Целью данной работы является выявление причины и следствия феодальной раздробленности на Руси.

Таким образом, феодальная раздробленность – закономерный этап развития Древней Руси. Децентрализация дала простор новым тенденциям: экономической самостоятельности областей, их подъему, развитию самосознания, культуры. Вместе с тем разрушение единого государства сделало Русь беззащитной перед грозным монгольским нашествием, что привело к тяжелым последствиям.

В ХI – XIII вв. на Руси определились три основных политических центра, каждый из которых оказывал решающее влияние на политическую жизнь в соседних с ними землях и княжествах: для Северо-Восточной и западной Руси – Владимиро-Суздальское княжество; для южной и юго-западной Руси – Галицко-Волынское княжество; для северо-западной Руси – Новгородская феодальная республика.

Глава I. Причины феодальной раздробленности.

Начиная со второй трети XII века, Древняя Русь вступила в сложный период своей политической истории - период феодальной раздробленности, который растянулся на несколько веков до XV в. и через который прошли все феодальные страны Европы и Азии. Старая Киевская Русь Ярослава Мудрого и Владимира Мономаха прекратила существование под действием как внутренних, так и внешних обстоятельств. Но произошел не распад Древнерусского государства, а превращение его в своеобразную федерацию княжеств во главе с великим князем киевским, хотя власть его все время слабела и была скорее номинальной.

К середине XII в. Русь раскололась на 15 княжеств, которые были лишь в формальной зависимости от Киева. Накануне ордынского нашествия на Русь (1237-1240 гг.) их было около 50, а в XIV в., когда уже начался процесс феодальной консолидации, число их приблизилось к 250. Это был политический результат дальнейшего развития феодализма, и одной из причин такого состояния государственности на Руси были постоянные княжеские разделы земель между Рюриковичами, их бесконечные междоусобные войны и новые переделы земель.

Однако не политические причины лежали в основе этого отделения. Если учесть, что процесс феодального раздробления некогда огромного государства характерен не только для Руси, а для всех стран Европы и Азии, то этот период следует рассматривать как закономерный этап в поступательном развитии феодального производства, обусловленный завершением генезиса феодальных отношений и вступлением феодализма в стадию зрелости. Этот период характеризуется развитием экономических и социально-политических институтов феодального землевладения и хозяйства, средневекового ремесла, феодального иммунитета и феодально-сословной иерархии, зависимости крестьян, основных элементов феодального государственного аппарата. Следовательно, причины перехода к феодальной раздробленности следует искать, прежде всего, в появлении и распространении феодального землевладения не только княжеского, но и частного, в возникновении боярских сел. Основой экономической мощи господствующего класса стала не дань, а эксплуатация феодально-зависимых крестьян внутри боярских вотчин. Этот процесс постепенного оседания дружины на землю заставлял князя быть менее подвижным стремиться укрепить свое собственное княжество, а не переходить на новый княжеский стол. Другими причинами перехода к феодальной раздробленности были рост городов и развитие отдельных земель, что делало их более независимыми от Киева. Вместо одного центра появилось несколько.

Феодальная раздробленность как новая форма государственно-политической организации, сменившая раннефеодальную Киевскую монархию, соответствовала развитому феодальному обществу как комплексу сравнительно небольших феодальных уделов, натурально-хозяйственная основа которых, обусловливала их экономическую самостоятельность и государственно-политический сепаратизм в рамках местных земельных союзов - государств-княжеств и феодальных республик. Эти государственные образования не случайно сложились преимущественно в рамках бывших племенных союзов, этническая и областная устойчивость которых поддерживалась природными рубежами и веками складывавшимися местными культурными традициями.

Суммируя причины феодальной раздробленности Киевской Руси, их можно было бы сформулировать следующим образом:

Расширение феодального землевладения;

Рост экономического могущества местных феодалов;

Слабость и нерегулярность торговых связей;

Политический сепаратизм местных князей;

Необходимость для феодалов оперативного подавления народных выступлений;

Ослабление роли Киева после набегов кочевников, рост и усиление других городов.

Феодальная раздробленность была естественным, новым, более высоким этапом в развитии феодального общества и государства, надежно защищавшего интересы господствующего класса феодалов, разделенного территориально и политически перегородками государств-княжеств. Вместе с тем утрата государственного единства Руси, сопровождавшаяся началом затяжных княжеских усобиц, ослабляла и разъединяла ее силы перед лицом возраставшей угрозы иноземной агрессии, и, прежде всего, степных кочевников.

Утверждение удельного порядка, отсутствие идеи единой русской земли, общего национального дела, земельное и политическое дробление, державное одичание и варваризация Древней Руси являются внутренними обстоятельствами политической трансформации Древнерусского государства.

Что касается внешних обстоятельств, то это колонизационный натиск на Русь буквально по всем сторонам горизонта. На юге половцы занимают Северное Причерноморье, Византия - часть Крыма; на западе венгры захватывают карпатскую Русь; Полоцкая земля оказывается вассалитетом Литвы; провал Крестовых походов намечает новую, северо-восточную линию экспансии европейского (немцы, датчане, шведы) рыцарства; Юго-Западная Русь (Украина) с середины XIV в. попадает под власть Польши и Литвы; Молдавия оккупируется монголами, затем венграми; с востока на Русь вторгаются монголы. Печальные следствия этого - утрата позиций Руси в зонах Причерноморья, Крыма, Северного Кавказа, Прибалтики, Галиции, Поволжья, Средней Азии.

Освобождение земель от киевской великокняжеской власти вследствие утверждения удельного порядка владения повлекло бесконечный непрерывный упадок Древней Руси. Значение центральной власти в России колоссально. И это хорошо иллюстрирует обстановка того периода: разрушение политического единства державы, феодализация, членение на уделы привнесли разобщение сил страны, распыление потенциала народа, потворствовали утверждению иноземного ига.

Вместе с тем политическая трансформация Древней Руси никогда не означала ее полного распада. Сохранились центростремительные силы, которые постоянно противостояли силам центробежным. На это обстоятельство исчерпывающе указывает тот факт, сто при всем дроблении на отдельные самостоятельные земли и недостатке политического средоточия, Русь того времени все-таки представляет важные и разнообразные условия, которые связывали ее части в одно целое и до некоторой степени налагали на них печать национального единства.

Степень единения Русской земли в период феодальной раздробленности была более или менее действенна для защиты Руси от соседних народов, но она оказалась далеко недостаточной, когда с Востока, из Азии, надвинулись новые полчища врагов. Ослабление, а затем и крушение единства снизило способность этноса эффективно противостоять внешней опасности. После трансформации Древнерусского государства в своеобразную федерацию княжеств, именуемую феодальной раздробленностью, для экономического и политического развития отдельных его частей большое значение имело местоположение княжества, уровень феодализации его хозяйственной жизни. Политические формы отечественной государственности в период удельного правления были многообразными - от сильной княжеской власти до республиканского строя. В конечном счете из 250 княжеств в русских землях в период феодальной раздробленности выделилось три политических центра:

1. Владимиро-Суздальское княжество;

2. Галицко-Волынское княжество;

3. Новгородская феодальная республика.

Глава II. Великие княжества.

Владимиро-Суздальское княжество.

Северо-восточная Русь - Владимиро-Суздальская или Ростово-Суздальская земля (как она называлась сначала) - располагалась в междуречье Оки и Волги. Здесь к началу XII в. сложилось крупное боярское землевладение. В Залесском крае имелись плодородные почвы, пригодные для земледелия. Участки плодородной земли получили название ополий (от слова "поле"). Один из городов княжества даже получил название Юрьев-Польской (т.е. находящийся в ополье).

Здесь росли старые и возникали новые города. У впадения Оки в Волгу в 1221 г. был основан Нижний Новгород - крупнейший опорный и торговый центр на востоке княжества. Дальнейшее развитие получили старые города: Ростов, Суздаль, Владимир, Ярославль. Строились и укреплялись новые города-крепости Дмитров, Юрьев-Польской, Звенигород, Переяславль-Залесский, Кострома, Москва, Галич-Костромской и др.

Территория Ростово-Суздальской земли была хорошо защищена от внешних вторжений естественными преградами - лесами, реками. Ее называли Залесским краем. Один из городов получил из-за этого название Переяславль-Залесский. Кроме того, на пути кочевников к Ростово-Суздальской Руси лежали земли других южнорусских княжеств, принимавших на себя первый удар. Экономическому подъему северо-востока Руси способствовал постоянный приток населения. В поисках защиты от нападения врагов и нормальных условий для ведения хозяйства население земель, подвергавшихся набегам кочевников, устремлялось во Владимиро-Суздальские ополья. Сюда шел колонизационный поток и с северо-запада в поисках новых промысловых земель.

Среди факторов, способствовавших подъему экономики и отделению Ростово-Суздальской земли от Киевской державы, следует назвать наличие выгодных торговых путей, проходивших по территории княжества. Важнейшим из них был Волжский торговый путь, связывавший северо-восточную Русь со странами Востока. Через верховье Волги и систему больших и малых рек можно было пройти к Новгороду и далее в страны Западной Европы.

В Ростово-Суздальской земле, столицей которой тогда был город Суздаль, княжил в то время шестой сын Владимира Мономаха - Юрий (1125-1157). За постоянное стремление расширить свою территорию и подчинить себе Киев он получил прозвище "Долгорукий".

Юрий Долгорукий, как и его предшественники, всю свою жизнь посвятил борьбе за киевский великокняжеский престол. Захватив Киев и став великим князем Киевским, Юрий Долгорукий не забывал о своих северо-восточных землях. Он активно влиял на политику Новгорода Великого. Под традиционное влияние ростово-суздальских князей попали Рязань и Муром. Юрий вел широкое строительство укрепленных городов на границах своего княжества. Под 1147 г. в летописи впервые упоминается о Москве, выстроенной на месте бывшей усадьбы боярина Кучки, конфискованной Юрием Долгоруким. Здесь 4 апреля 1147 г. состоялись переговоры Юрия с черниговским князем Святославом, привезшим Юрию в качестве подарка шкуру пардуса (барса).

Еще при жизни отца, сын Юрия - Андрей понял, что Киев утратил прежнюю роль. В темную ночь 1155 г. Андрей со своими приближенными бежал из Киева. Захватив "святыню Руси" - икону Владимирской богоматери, он поспешил в Ростово-Суздальскую землю, куда был приглашен местным боярством. Отец, пытавшийся образумить своего непокорного сына, вскоре умер. Андрей больше не вернулся в Киев.

В княжение Андрея (1157-1174) развернулась ожесточенная борьба с местным боярством. Андрей перенес столицу из богатого боярского Ростова в небольшой городок Владимир-на-Клязьме, который застроил с необычайной пышностью. Были сооружены неприступные белокаменные Золотые ворота, возведен величественный Успенский собор. В шести километрах от столицы княжества, на слиянии рек Нерли и Клязьмы, Андрей основал свою загородную резиденцию - Боголюбово. Здесь он проводил значительную часть времени, за что и получил прозвище Боголюбский. Здесь, в Боголюбском дворце, темной июльской ночью 1174 г. Андрей был убит в результате заговора бояр, во главе которого стояли бояре Кучковичи, бывшие владельцы Москвы.

Правители Владимиро-Суздальского княжества носили титул великих князей. Центр русской политической жизни переместился на северо-восток. В 1169 г. старший сын Андрея захватил Киев и подверг его жестокому разграблению. Андрей пытался подчинить Новгород и другие русские земли. В его политике находила отражение тенденция к объединению всех русских земель под властью одного князя.

В начале XII в. Древнерусское государство вступило в новый этап своего развития. Русь распалась на ряд самостоятельных городов и областей. В исторической литературе этот этап получил название периода феодальной раздробленности и длился с XII по XIV в.

Феодальная раздробленность не была чисто русским явлением. Империя Карла Великого составила основу трех будущих западноевропейских государств – Франции, Германии и Италии. Распад феодальных государств был естественным процессом эк. и политич. укрепления отдельных земель, внутреннее развитие и внешнюю безопасность которых не могли обеспечить старые институты власти. Феодальная раздробленность постепенно сменялась образованием централизованных государств.

В Древнерусском государстве после смерти Ярослава Мудрого (1054 г.) произошел раздел территории между пятью его сыновьями и внуком. Однако это не предотвратило столкновений между потомками знаменитого князя. Каждый из них стремился обрести самостоятельность и быть независимым от великокняжеской власти. В 1097 г. в г. Любече собрался княжеский съезд, где было принято решение, что каждая княжеская семья будет наследственно владеть своими землями. Но и после съезда междоусобные войны не прекращались. Внуку Ярослава Мудрого Владимиру Мономаху и его сыну Мстиславу удалось на время прекратить усобицы, восстановить единство русского государства. Но со смертью Мстислава (1132 г.) случилось то, о чем говорит летопись: «разъдрася вся русская земля».

В чем же заключались причины того, что Киевская Русь распалась на множество земель? Первая из них – дальнейшее совершенствование феодальных отношений, усиление местных центров . Вся предыдущая история Руси содействовала их политическому и экономическому укреплению. Им приходилось самим думать об управлении. Издавались местные уставы, развивалась культура, велись летописи, в городах и княжествах появились свои епископы. Непостоянство и слабость местной княжеской власти усилили роль боярства. Центральной власти было не под силу объединить экономическую жизнь всех земель.

Второй причиной было изменение внешнеэкономических условий жизни Киева, способствовавших падению его авторитета как стольного города. В X в. князь Святослав разрушил столицу Хазарского каганата, открыв путь, через который хлынули в Причерноморские степи враждебные тюркские племена (печенеги, половцы). Походы против половцев имели мало успеха. Кроме того, в 1204 г. во время четвертого крестового похода был разграблен Константинополь, и христианским государствам Запада открылось для судоходства Средиземное море. Путь «из варяг в греки» потерял свое значение. Сокращение торговли, постоянные набеги кочевников,княжеские междоусобицы привели к упадку Киева. Население Киева и речной полосы по Среднему Днепру и его притокам ушло в безопасные места на запад и северо–восток.

Немаловажную роль в возникновении раздробленности сыграла вражда между Ярославовичами и их сыновьями. Русский историк Н.М. Карамзин именно этому обстоятельству придает первоочередное значение.

Таким образом, в период феодальной раздробленности вместо единого государства самостоятельной жизнью начали жить суверенные княжества . В середине XII в. их было 15, а в начале XIII в. – около 50.

Что же представляла собой русская государственность в ХП–ХШ вв.?

В период феодальной раздробленности сохранились экономические связи, оставались едиными религия и культура. Новая структура феодальной организации была более приспособлена к нуждам прогрессивного в то время слоя феодалов.

Самостоятельные княжества стали называться землями и по территориальным масштабам были равны западноевропейским королевствам. Они вели собственную внешнюю политику, заключали договоры с иностранными государствами и т.п. Титулом Великого князя величали теперь не только киевских, но и князей других русских земель.

Среди множества суверенных городов и княжеств к XII – началу XIII в. на Руси сформировались три политических центра , которые оказывали решающее влияние на жизнь соседних земель. Для Южной и Юго–Западной Руси это было Галицко–Волынское княжество, для северо–восточных и западных земель – Владимиро–Суздальское княжество, для северо–запада – Новгородская земля.

Новгород был центром огромной территории, которая простиралась от Финского залива на западе до Урала на востоке. Под его властью находились земли по побережью Белого моря до Ледовитого океана. Основными занятиями жителей края были торговля и промыслы – охота, рыболовство, бортничество. С развитием промыслов связано освоение новгородцами северных и приуральских земель, откуда они получали пушнину, воск, жемчуг, моржовую кость, которые пользовались особым спросом на международных рынках. Новгород вел успешную торговлю с Францией, Италией, Византией, Хивой, Волжской Булгарией, Бухарой. Вывозились кожи, ценные меха, рыба и моржовое сало, смола, строевой лес. Новгородцы же получали сукно, дорогие вина, цветные и благородные металлы. Активно велась и внутренняя торговля, что подтверждалось образованием тверского, псковского, смоленского и половецкого купеческих дворов. Таким образом, довольно развитая для того времени торговля являлась характерной отличительной чертой Новгорода. В то же время Новгород существенно отличался от других русских земель своим политическим устройством. Это была феодальная республика , аналогов которой русская история не знала. Только в XIV в. (т.е. два столетия спустя) республикой, подобной новгородской, станет Псков, входивший до этого времени в состав Новгородской земли.

Ранее других Новгород отказался платить дань Киевскому князю (1015 г.) и стал проводить самостоятельную политику. Ни одному из княжеских кланов не удалось закрепиться в Новгороде, здесь никогда не было какой–либо княжеской династии. Князя приглашали для выполнения функции военначальника. Кроме того, он представлял интересы Новгорода в других княжествах, обладал высшей судебной властью. Права князя оговаривались в договоре, заключаемом между ним и городом, что давало возможность ограничить своеволие княжеской власти. Князь и его дружина не имели земельной собственности и в Новгороде долго не задерживались (на протяжении 1095–1304 гг. княжеская власть менялась 58 раз).Как правило, причиной выдворения того или иного князя из города являлось, по мнению новгородцев, превышение им своих полномочий на престоле Великого Новгорода.

Высшим органом власти было вече . Оно решало вопросы войны и мира, выполняло функции верховного суда, заключало договоры с князьями, выбирало должностных лиц – посадника, тысяцкого, архиепископа. На данный момент в исторической науке существуют две точки зрения относительно состава новгородского веча. Согласно одной из них в нем принимало участие все свободное мужское население города, другая говорит о вече как о собрании городской аристократии, куда входили бояре и зажиточное купечество. Посадник, являясь высшим должностным лицом и играя роль посредника между Новгородом и приглашенным князем, осуществлял управление и суд. Эту должность занимали представители самых знатных и могущественных боярских родов. Тысяцкий ведал торговыми делами, осуществлял полицейский надзор, а в военное время возглавлял ополчение. Архиепископ не только являлся главой новгородской церкви, но и играл значительную роль в светских делах. Он был хранителем государственной казны, вместе с посадником и тысяцким скреплял своей печатью международные соглашения Новгорода, вел контроль за эталонами мер и весов и даже имел свой собственный полк.

Таким образом, Новгород управлялся выборными властями, которые представляли малочисленную «верхушку» населения. Вместе с тем, необходимо отметить, что рядовые жители («черные люди») также принимали участие в политической жизни города, участвуя в вечах «концов» (районов) и улиц, где избирались старосты концов и улиц.

Итак, вечевой Новгород являлся боярской феодальной республикой . Он развивался по аналогии с некоторыми городами–государствами Западной Европы.

Необходимо также сказать, что Новгород на протяжении веков оставался мощной военной крепостью на северных рубежах страны. В XIII в. на северо–западных границах появился опасный противник –крестоносцы, которые, овладев территорией эстонских и литовских племен, вторглись в русские земли. Экспансия сопровождалась раздачей земель немецким феодалам и насильственным обращением местного населения в католичество. В 1237 г. два рыцарских ордена –Меченосцев и Тевтонский – объединились для дальнейших завоевательных походов. Организацию отпора этой агрессии успешно осуществила Новгородская земля. В этом противоборстве особая роль принадлежала князю Александру Ярославовичу, княжившему в это время в Новгороде, чье имя стало по праву одним из великих в русской истории(Александр Невский).

Борьбу против притязаний Рима на православное население также вело Галицко–Волынское княжество. Это княжество, будучи «окраиной» русского мира, находилось между воинственными соседями – Венгрией и Польшей, которые предпринимали постоянные попытки захватить его, и иногда им это удавалось из–за постоянных боярских смут.

Вообще с ослаблением «мати городов руских» – Киева Галицко–Волынское княжество стало играть значительную роль. О большом авторитете этой земли говорит, например, тот факт, что именно у галицко–волынского князя искал приюта византийский император Алексей III Ангел, изгнанный рыцарями–крестоносцами из Константинополя в 1204 г. Благоприятное географическое положение способствовало политическому и экономическому развитию княжества. Из–за падения международной роли знаменитого пути «из варяг в греки» торговля переместилась в Галицкие земли. Наибольший расцвет приходился на правление князя Даниила (1221–1264). Он вел борьбу с боярами и князьями, которые выступали против его политики, стремились установить аристократическое правление, подобное тому, что было в Польше и Венгрии. Вместе с тем необходимо отметить, что не все боярство выступало против князя, так как многие боярские круги были заинтересованы в установлении сильной княжеской власти. Даниил обустраивал свое княжество, много сил положил на организацию отпора врагам Руси в период монголо–татарского нашествия. После его смерти боярские междоусобицы возобновились, чем воспользовались Литовское княжество и Польша, которые присоединили Галицко–Волынские и др. русские земли к своей территории. В Великом княжестве Литовском, образовавшемся в XIII в., русские княжества составляли в период расцвета 9/10 всех его земель и развивались в соответствии со своей традицией. В XIV–XVI вв. на территории русских земель, присоединившихся к Великому княжеству Литовскому и длительное время находившихся под политич. и культур. влиянием Литвы и Польши, стали формироваться украинская и белорусская народности .

В отличие от Галицко–Волынской земли, Владимиро–Суздальское княжество находилось вдали от международных торговых путей. Оно занимало огромное пространство в Волго–Окском междуречье. Постепенно его границы раздвинулись далеко на север – к Северной Двине и Белому морю. Территория княжества была покрыта лесами, болотами, реками. В силу вышеупомянутых географических особенностей главным направлением хозяйственной деятельности было земледелие и подсобные лесные промыслы . В Северо–Восточной Руси преобладало земледельческое население и ремесленники. Между княжеской властью и населением здесь сложились иные отношения, чем в Киевской Руси. Это объяснялось тем, что в Киевской Руси, Новгороде княжеская власть пришла уже на заселенные земли, и это определило отношение к ней общины: князь был необходим для организации обороны от внешних врагов и охраны внутреннего порядка. В Северо–Восточной Руси, напротив, заселение колонистами происходило по инициативе уже существующей здесь княжеской власти. Князю принадлежала земля почти не заселенная, что давало ему неограниченную власть. Доходы его составлялись из продукции, получаемой от эксплуатации труда холопов и бедноты, работавших на его личных землях. Вольные земли черносошного крестьянства также давали доход в княжескую казну. Существовали здесь частновладельческие земли бояр и монастырей. В то время как в Киевской Руси князья владели землей сообща и передавали ее по старшинству, во Владимиро–Суздальском княжестве земли давались в вотчину от отца к сыновьям по наследству и делились поровну . Этот принцип обычного русского права сохранялся достаточно долго, что впоследствии привело к дроблению Северо–Восточной Руси на постепенно мельчавшие уделы, к обеднению князей, падению их политического авторитета, ослаблению чувства солидарности. Но были и другие последствия этих порядков. Накопление земли становилось необходимым элементом княжеского авторитета. Условия жизни, воспитания сформировали особые черты характера властителей этого края. Если главной чертой правителя Киевской Руси была воинская доблесть, то в Северо–Восточной Руси она должна была сочетаться с умением рачительно и мудро хозяйствовать . Отсутствие политических ограничений создавало властолюбивый характер самодержца. Всю землю он рассматривал как свою собственность. Такое мировоззрение стало основой представлений о своей роли в государстве для всех будущих правителей. Юрий Долгорукий (1090–1157) много сделал для расцвета своего края: строил города, деревни, монастыри, церкви. Щедрыми пожалованиями и освобождением от налога привлекал население на свои земли. Внешняя политика князя в основном велась в трех направлениях: войны с Волжской Булгарией, походы на Новгород и борьба за Киев. Главный смысл своей жизни Юрий Долгорукий видел в занятии великокняжеского престола. Добившись своей цели и став Великим князем Киевским, он поставил своего старшего сына Андрея (впоследствии прозванного Боголюбским) княжить в Вышгороде близ Киева. Но Андрей, проживший половину жизни в Суздальской земле, не спросив отца, ушел на север, захватив с собой греческую чудотворную икону Божьей Матери (с тех пор Владимирская Божья Матерь стала символом Ростово–Суздальского княжества, в противоположность Святой Софии – символу Киева и Новгорода). Он всячески стремился обустроить и возвысить свои северные владения. И когда он завоевал великокняжеский престол, то не поехал княжить в Киев, а посадил туда своих братьев. А сам правил из Владимира, в который перенес столицу Руси . Князем предпринимались безуспешные попытки подчинить Новгород. Андрей Боголюбский был жестким правителем, вел борьбу с боярством и князьями и погиб в результате заговора в 1174г.

После непродолжительной междоусобной войны великокняжеский престол занял во Владимире Всеволод Юрьевич Большое Гнездо. Свое прозвище он получил за то, что на всех престолах Северо–Восточной Руси (кроме Рязанского) посадил своих потомков. Он продолжил политику Андрея Боголюбского – стремился присоединить как можно больше земель. В годы правления Всеволода Юрьевича (1176–1212) Владимирское княжество становится одним из крупнейших государств в Европе. Опорой князя были горожане и новый социальный слой – дворянство, которое за свою службу получало или какую–либо плату, или землю во временное владение.

Таким образом, Северо–Восточная Русь продолжала политику теми же методами, что и Киевская. Но преодолеть тенденцию к феодальной раздробленности не смогла: она распалась на семь равноправных княжеств во главе с Владимиром.

Послемонгольская Русь оставалась в границах цивилизационного выбора, осуществленного князем Владимиром. Комбинация базовых элементов, составляющих ее цивилизационное своеобразие, существенных изменений не претерпела. Московское государство, преодолевшее домонгольскую политическую раздробленность и ставшее централизованным, сохранило приверженность христианской вере и по-прежнему пыталось соединять ее с силой, применение которой не опосредовано и не ограничено законом. Не в том смысле, что в упорядочивании жизни закон не использовался вообще. Наоборот, область его действия, по сравнению с киевским периодом, значительно расширилась и стала распространяться не только на взаимоотношения между частными лицами, но и на государственные обязанности разных групп населения – элитных и низовых. Тем не менее само государство и его институты оставались выведенными за пределы правового регулирования, а в тех единичных случаях, когда регулирующие нормы появлялись, как в случае наделения законодательными полномочиями Боярской думы, они не были застрахованы от попрания. Поэтому и по отношению к московской государственности правомерно утверждать, что она, как и киевская, находилась в некоем промежуточном предцивилизационном состоянии: сохранив заимствованную веру и укрепившись в ней, она оказалась маловосприимчивой к другому базовому государствообразующему элементу – законности, без которой обретение цивилизационного качества невозможно.

Однако коррекции цивилизационного выбора могут происходить и в предцивилизационном состоянии. И такие коррекции в монгольский и послемонгольский периоды были на Руси осуществлены. Они касались границ применения силы, субъектов, которые могут ее использовать, религиозных обоснований этих грани и полномочий этих субъектов. Они касались и институционального оформления силы, равно как и ее организационно-технологического обеспечения.

Новшества обусловливались набиравшей темп централизацией, поиском формы правления, этой централизации соответствовавшей, и шли в основном от монголов. Не потому, что те что-то навязывали (как мы уже отмечали, навязывали они очень немногое), а потому, что у них заимствовали. Причем не столько во времена их владычества, сколько после того, как от него освободились. В свою очередь, такого рода заимствования сопровождались ревизией византийской религиозной составляющей отечественной властной модели при одновременном подчеркивании преемственной духовной связи с Византией и продолжавшимися заимствованиями отдельных элементов ее политического опыта. Наконец, в этот монгольско-греческий синтез привносилось и нечто специфически русское, чего не было ни у греков, ни у монголов. В результате возникло гибридное и вполне оригинальное протоцивилизационное качество, предопределившее развитие страны на столетия вперед.

У истоков этого нового качества стоял новгородский князь (а потом великий князь владимирский) Александр Невский. Суть цивилизационного выбора, который он сделал, заключалась в соединении православно-христианской веры с большей, чем располагали русские князья, силой – с силой Золотой Орды. Внуку Владимира Мономаха и деду Ивана Калиты суждено было возвести цивилизационный мост от Киевской Руси к Московской.

Ставка Невского на союз с Ордой не была его личным выбором. Это был выбор северо-восточных князей – владимирский стол во время нашествия монголов занимал отец Александра Ярослав Всеволодович, признавший себя их данником. Вопрос, который перед ними стоял, был не в том, что предпочесть, – независимость или утрату суверенитета. Вопрос заключался в том, в чью пользу поступиться суверенитетом: монголов, литовцев, поляков или Ливонского ордена. Северо-Восточная Русь не без колебаний и борьбы между преемниками Ярослава выбрала монголов. Русь Юго-Западная – западных соседей. Отсюда – две принципиально разные линии политического поведения, проявившиеся в деятельности двух современников – Александра Невского и Даниила Галицкого.

Первый, Александр Невский, не просто противостоял Западу и воевал с ним (приграничные столкновения с немцами и шведами, возведенные впоследствии в ранг судьбоносных победных сражений), но в своем противостоянии сделал стратегическую ставку именно на монголов. Невский отверг предложенный римским папой (1248) союз для совместной борьбы с ними. Он был предельно последователен в своем выборе. Его расправа над выступившими против татар новгородцами и принуждение их к уплате дани, наведение монгольской рати против своего брата Андрея, правившего до Невского во Владимире и ориентированного на Запад, бегство в Орду во время антитатарского восстания (1262) – все это свидетельствует о том, что русский князь рассматривал свою власть над русскими землями как проекцию власти Орды, а силу Орды – как главный источник своей собственной силы.

Даниил Галицкий не был и не мог быть столь же последовательным. Идею союза с Западом, к которой он склонялся, политически осуществить было намного труднее, чем стать наместником Орды. Такой союз означал признание верховенства католической церкви над православной и уступки в делах веры, чего галицко-волынскому князю хотелось бы избежать. Тем не менее он, в отличие от Невского, сам начал искать помощи у папы, обещая тому церковную унию, т.е. фактическое подчинение католическому Риму, в обмен на крестовый поход Европы против татар. Он принял от папы королевский титул, наладил союзнические отношения с растущим Литовским княжеством, в те времена еще языческим, пригласил на свои земли колонистов – немцев, поляков, венгров. Это была принципиально иная, чем на северо-востоке, стратегия, которой Невский активно и целенаправленно противодействовал.

Цивилизационный выбор владимиро-суздальских князей имел своим итогом вызревшую в монгольском «инкубаторе» централизованную московскую государственность. Выбор Даниила Галицкого в перспективе вел и привел к вхождению большей части юго-западной Руси в Литву, которая развивалась вне монгольской опеки. На территории Владимиро-Суздальской Руси сформировался русский народ. На землях, не находившихся под властью Орды› сформировались народы украинский и белорусский.

Как и во всех других случаях, мы не собираемся выставлять оценки историческим деятелям той эпохи, полагая, что дело это малопродуктивное. Задним числом можно сказать, что у Александра Невского была возможность пойти на антитатарский союз с Данилом Галицким, как пытался сделать его уже упоминавшийся брат Андрей. Не лишено оснований и предположение, что именно отказ от такого союза и, соответственно, от союза с папой вызвал падение интереса к русским проблемам на Западе. Однако судить о том, что получалось бы и каким был бы общий исторический результат, будь выбор Невского иным, мы не решаемся. И потому, что иной выбор не мог быть поддержан благоволившей к веротерпимым монголам и обласканной ими русской церковью. И потому, что не знаем, как повел бы себя в таком случае Запад. Ведь Даниилу Галицкому, хотя тот и принял католичество, папа все же помочь не сумел. На его призывы к европейским монархам о помощи восточному соседу никто не откликнулся: Галицко-Волынскому княжеству пришлось пережить несколько опустошительных татарских набегов и от противоборства с Ордой отказаться.

Тем не менее факт остается фактом: после монгольского нашествия Юго-Западная Русь сделала первый шаг в сторону европейской цивилизации, а Русь Северо-Восточная – в сторону от нее. Но это единственное, что можно уверенно констатировать. Вопрос о том, могло ли быть иначе и чем могло быть иное, вряд ли корректен, ибо на него заведомо не существует ответа. Прогнозирование прошлого, в отличие от прогнозирования будущего, бессмысленно уже потому, что в первом случае, в отличие от второго, прогноз невозможно проверить жизнью.

Мы полагаем, что разные политические и цивилизационные стратегии, избранные Александром Невским и Даниилом Галицким, во многом диктовались различием исходных состояний двух княжеств и складывавшихся в них традиций. Княжеско-боярская модель, формировавшаяся в Юго-Западной Руси, тяготела к европейскому феодализму и свойственным ему договорно-правовым регуляторам. Идея внезаконной и надзаконной силы, воплощавшаяся в ордынском типе властвования, здесь не находила почвы. Галицко-Волынское Княжество не встраивалось в монгольский порядок, оно из него вываливалось.

При наличии влиятельного и амбициозного боярства князь не мог перенести в свое княжество ордынский способ властвования. Для этого нужно было, чтобы монголы находились рядом, чтобы их сила постоянно присутствовала как дополнительный властный фактор. Однако монголы были далеко. При таких обстоятельствах соглашаться на подчинение Орде и выплату ей дани было равносильно ослаблению позиций князя в его противоборстве с боярами. Эти позиции ослаблялись бы уже самим фактом его зависимости от внешней власти, его политической несамодостаточностью. Поэтому Даниил Галицкий и решился предложить папе церковную унию: он готов был частично пожертвовать верой ради удержания уже достигнутого цивилизационного качества, которое выражалось в утверждавшихся принципах феодального правопорядка. И колонистов он, наверное, приглашал в свое княжество по той же причине: он надеялся расширить западный цивилизационный анклав в Юго-Западной Руси, обеспечивая тем самым основательность и необратимость своего выбора.

Считаем нужным оговориться: речь идет о наметившейся тенденции, а не о сложившемся новом качестве. Движение Юго-Западной Руси к правовому типу феодальных отношений в ту эпоху еще не завершилось. К тому же даже в завершенном своем виде складывавшаяся там княжеско-боярская модель в обозримой перспективе вхождения в западное цивилизационное состояние не обеспечивала. Об этом свидетельствует последующий опыт Других восточноевропейских стран.

В интересующий нас период права земельных собственников были там уже гарантированы, их права по отношению к княжеской или королевской власти – тоже. Но эти страны не знали той борьбы между феодалами и городами, которой суждено было сыграть едва ли не судьбоносную роль в истории Западной Европы. Не возникнет в них поэтому и абсолютных монархий, проделавших на Западе значительную работу по универсализации принципа законности, его распространению на все слои населения и жесткому проведению в жизнь.

История Восточной Европы показала, что доминирование в экономической и политической жизни феодального класса при относительной слабости городов не сопровождается ни быстрым динамичным развитием, ни решением проблем низших классов – в Восточной Европе, как и на Руси, крестьяне закрепощались в то время, когда на Западе начиналось их освобождение. Не возникает при таком доминировании и сильной государственности, ибо власть оказывается в полной зависимости от земельных собственников. Так что когда мы говорим о развитии юго-западной Руси в предмонгольскую и монгольскую эпоху, то имеем в виду лишь цивилизационный вектор этого развития и его несовместимость с тем вектором, который задавался Ордой.

В Северо-Восточной Руси ничего похожего к моменту монгольского нашествия не сложилось. Землевладельческое боярство не играло здесь той роли, которую оно играло на Юго-Западе, а договорно-правовые отношения между князем излитой зародиться не могли: события развивались в противоположном направлении. Убийство Андрея Боголюбского притормозило форсированное им движение к единоличной княжеской власти, но не остановило его.

И если смотреть на выбор Александра Невского под этим углом зрения, то понятнее будет и сам выбор.

Уступая заведомо превосходящей силе, русский князь становился наместником колонизаторов. Но выполнение возложенных на него функций не требовало отказа от модели власти, которая складывалась в Северо-Восточной Руси. Наоборот, позиции князя на подвластной территории при этом укреплялись. То была уступка суверенитета в обмен на единовластие.

Иной выбор, в духе Даниила Галицкого, был равнозначен отбрасыванию формировавшейся во Владимиро-Суздальской Руси политической традиции. Александр Невский, княживший в Новгороде на собственном опыте мог узнать, что такое договорно-правовое ограничение княжеской власти, ее зависимость от народного волеизъявления и землевладельческого боярства. Западный феодализм и его галицко-волынская русская версия воспринимались им, скорее всего, как вариации новгородского правления, владимиро-суздальским князьям совершенно чуждого.

Трения и конфликты между Новгородом и князьями Северо-Восточной Руси начались задолго до Ивана III. Они начались еще в домонгольский период. Это были столкновения новгородской политической традиции и новой политической тенденции, пробивавшей историческое русло во Владимиро-Суздальском княжестве. Это было противоборство принципов законности и надзаконной силы. Между ними и выбирал Александр Невский после татарского нашествия. В его время то был выбор между Европой и Азией. Русский князь предпочел Азию. Это не предполагало ни отказа от принципа надзаконной силы (наоборот, санкционировало ее бесконтрольное применение), ни компромиссов в области веры. Феодально-городская католическая Европа в обмен на союз против монголов потребовала бы, скорее всего, того и другого.

Сказанное, однако, еще ничего не говорит о том, каково было цивилизационное содержание выбора Невского, подтвержденного затем политикой его преемников и последователей. Новая Русь формировалась под монголами, но – не как второе издание Золотой Орды, и дело не только в том, что важнейший цивилизационный элемент (религия) у нее был иной, чем у колонизаторов, – в пору завоевания Руси те были язычниками, а потом приняли ислам. Дело в том, что Русь, будучи данником Орды, уже поэтому не могла стать ее копией. И Византию она не повторяла, хотя многое заимствовала и у нее. Русский цивилизационный проект в значительной степени был новым и оригинальным. Но его своеобразие трудно уловить без учета тех перекрестных монгольско-византийских влияний, под воздействием которых он формировался.

Мы уже отмечали, что основными составляющими этого проекта, как и в Киевской Руси, были сила и вера при вспомогательной роли закона, служившего инструментом в руках государства, но не способом его организации. Однако после почти двух с половиной столетий, прожитых под татарским владычеством, и падения Византии интерпретации той и другой составляющей не могли не изменится. В результате таких изменений новый русский проект – в его московском воплощении – и стал реальностью.

Сначала попробуем понять, как преломился в нем ордынский опыт. Естественно, что речь в данном случае не может идти о вере, которая у монголов была другая. Речь может идти только о факторе силы.

В доордынской Руси совокупная военная сила Рюриковичей была рассредоточена между отдельными князьями, друг от друга политически и административно независимыми. В послеордынской Руси центр силы был уже только один, и русские государи получили возможность пользоваться ею монопольно и произвольно. В данном отношении влияние монгольского опыта, осваивавшегося несколькими поколениями московских князей при исполнении ими роли монгольских наместников, не вызывает сомнений.

В доордынской Руси использование силовых ресурсов княжеской власти было ограничено свободой дружинников, их правом перехода от одного князя к другому. В послеордынской Руси все эти ресурсы были подчинены государю: вольности военнослужилого класса остались в прошлом, пожизненная государева служба стала для него обязательной. Столь жесткому прикреплению военной силы к верховной власти можно было, конечно, научиться не только у монголов. Но опыт монголов можно было наблюдать непосредственно, и московские правители наверняка получали, посещая Орду, дополнительные стимулы для превращения боярских дружин в централизованно управляемое войско, а вольных дружинников – в обязанных служить подданных.

В доордынской Руси возможности использования силы для расширения территории были фактически исчерпаны. Князья воевали, в основном, между собой или отбивались от степных кочевников. Для экспансии за пределы Киевской Руси у отдельных княжеств сил не было, а их объединение при родовом принципе властвования было невозможно. В послеордынской Руси силовая имперская экспансия возобновилась: наряду с бывшими русскими территориями, которые отвоевывались у Литвы, начали присоединяться земли, заселенные неправославными народами (Казанское и Астраханское ханства, Сибирь, попытка захвата Ливонии). И это, не исключено, тоже не без влияния монголов, у которых сила, направленная вовне ради доступа к новым ресурсам, была естественным способом существования, причем использовалась она для подчинения не только (и даже не столько) отдельных племен, но и государственных общностей. Между тем домонгольские русские князья могли разорять и обирать государственно-организованных иудеев-хазар или мусульман, но включать их территории в состав Руси или превращать в ее постоянных данников не пытались.

В доордынской Руси в действиях князей не просматривалось установки на то, что много позже стало называться победой любой ценой. В послеордынской Руси такая установка появилась. Использование силы стало равнозначно использованию значительного количественного превосходства в силе, не считаясь с жертвами. Или, говоря иначе, равнозначно человекозатратности. Но именно гак действовали и монголы, чему были свои причины. В евразийской степи, заселенной множеством тюркских кочевых народрв, установка на победу любой ценой открывала перспективу значительного приращения силы. Здесь людские потери были не важны, потому что после победы над противником и уничтожения его наследственной элиты вся масса рядовых воинов вливалась в войско победителей, и это новое пополнение обычно превышало любые потери. Московская Русь не могла использовать человекозатратную силовую стратегию с тем же успехом – противники у нее были, как правило, не те, что у монголов. Но она будет ее использовать, прежде всего в Ливонской войне, заложив традицию, дожившую до наших дней.

В доордынской Руси не было таких организационно-технологических инструментов, способных обеспечить функционирование централизованной государственности, как система унифицированного налогообложения и почтовая связь. В послеордынской Руси такая система и такая связь (ямская) уже существовали, и они достались Москве от монголов.

Наконец, в доордынской Руси не было русского самодержавия, которое в Руси послеоодынской стало политическим воплощением принципа надзаконной силы: в самодержавии этот принцип обрел государственную форму. Монгольское влияние не вызывает сомнений и в данном случае. Оно, разумеется, не афишировалось, а быть может, отчетливо и не осознавалось. Но в политике, как и в быту. заимствование чужого опыта вовсе не всегда признается, даже будучи сознательным, не говоря уже о том, что очень часто оно происходит на подсознательном уровне. И если после распада Орды монголы так охотно небольшом количестве шли на русскую службу, став со временем заметной частью русской элиты, то это значит, что особых проблем с адаптацией у них не было. Они попадали в политическую и культурную среду, которая мало отличалась от той, из которой они вышли.

Идея ничем не ограниченной самодержавной власти имела, конечно, не только татарские, но и русские, а также византийские корни. В домонгольские времена князь-вотчинник тоже соединял в одном лице функции политического правителя и собственника территории. Но, во-первых, тогда таких князей было много, а, во-вторых, их возможности были ограничены боярско-дружинными вольностями. Что касается византийских императоров, то их единовластие опосредовалось, по крайней мере формально, унаследованной от Рима византийской законностью, включавшей в себя и право частной собственности. Тем не менее русское самодержавие, будучи незапланированным продуктом Золотой Орды, подчеркивало свою преемственную связь именно с византийскими императорами. Потому что второй базовый элемент русского цивилизационного проекта был греческого происхождения.

Московская Русь, универсализируя на монгольский манер применение принципа силы и институционализируя этот принцип в самодержавной форме правления, оставалась православной христианской страной. Идеологически и культурно она была связана не с Ордой, а с Византией. Неафишируемое заимствование у монголов идеи надзаконной и бесконтрольной силы легитимировалось греческой верой. Поэтому самоидентификация московской государственности и осуществлялась поначалу посредством подчеркивания преемственности именно с Византией и продолжавшего заимствования у нее символического капитала.

Двухглавый орел, ставший московским гербом, апелляции к преданию о передаче знаков царского сана византийским императором Константином Мономахом киевскому князю Владимиру Мономаху, византийский церемониал в Кремле, сама женитьба Ивана III на Софье Палеолог – все это свидетельствовало о том, что иного источника легитимации власти, кроме греческой традиции, московские государи на первых порах не видели. Но они не могли не отдавать себе отчет и в том, что у византийского образца был существенный изъян. Это не был образец прочного синтеза веры и силы. Это был, наоборот, пример капитуляции веры перед силой иноверцев в лице турок-османов. Отсюда, быть может, и попытки возвести родословную Рюриковичей не к византийским императорам, а к римским цезарям (летописная легенда о том, что первый русский князь был якобы потомком Пруса, брата римского императора Августа). Но отсюда же – московская ревизия православия в тех его аспектах, которые имели непосредственное отношение к легитимации политической власти и обоснованию ее полномочий.

Русский цивилизационный проект возникал на пересечении ордынской и византийской традиций, был результатом их синтезирования. Но он, повторим, ни одну из них не воспроизводил буквально, подвергая их существенным коррекциям. Посмотрим, в чем эти коррекции традиций проявлялись. Начнем с византийской.

Выше уже говорилось о том, что единовластие и полновластие государя обосновывались в Московской Руси посредством апелляций к ветхозаветным текстам. Из них бралась идея всемогущего и непредсказуемого в своих действиях Бога, безграничная власть которого переносилась на русского царя как Божьего наместника. Духу и букве Ветхого Завета такое перенесение не вполне соответствовало, но московских идеологов и усваивавших их идеи правителей это не смущало, как не смущало и то, что в Новом Завете и сам образ Бога представлен несколько иначе. Но к греческой интерпретации православия все это никакого отношения не имело.

Кроме того, попытки осмыслить падение Византии, которой православная вера не помогла устоять перед турками, вели к провозглашению веры более низкой духовной инстанцией по сравнению с правдой. Последняя объявлялась высшим критерием, позволяющим оценивать искренность и подлинность веры и соответствие ей поведения людей. В свою очередь, верховным носителем и блюстителем этой правды объявлялся московский государь. Можно сказать, что коррекция цивилизационного выбора киевского князя Владимира, осуществленная в Московской Руси, как раз и заключалась в дополнении веры правдой и возвышении второй над первой.

Киевский митрополит Иларион, возвысивший благодать над Законом, мыслил и писал в духе Нового Завета. В Московской Руси сходные идеи, развивавшиеся «нестяжателями» (Нилом Сорским и его последователями), довольно быстро стали оппозиционными и были отброшены. Но – не в пользу закона, а в пользу языческого дозакония, воплощаемого в безграничной надзаконной власти тотема-самодержца. Так византийская религиозная доктрина была приспособлена для обоснования и легитимации властной модели, заимствованной у Золотой Орды.

Однако и эта модель подверглась существенной коррекции. Московия не могла стать ни второй Византией, ни второй Ордой.

Монгольская империя была продуктом многовекового существования степных кочевников и древних восточных цивилизаций. Захватив значительную часть Китая и среднеазиатские государства, татары заимствовали у покоренных народов и освоили то, в чем видели для себя смысл, – военные и административные технологии. В результате получился чрезвычайно прочный и эффективный сплав имперской и варварской традиций. Он позволил монголам создать систему жизнеобеспечения и обогащения за счет покоренных народов и контроля над транзитными торговыми путями. Производящая экономическая деятельность в системе такого типа не предполагается. В ней все мужчины – воины и только воины. Поэтому ее исторический срок определяется возможностью новых завоеваний – как только такие возможности исчерпываются, система начинает разлагаться. Золотая Орда не явилась в данном отношении исключением.

Формирование милитаристской государственности в условиях такого хозяйствования было обеспечено благодаря созданию особого «сословия», которое наделялось на правах условного владения государевой землей в обмен на несение им военной службы. Естественным следствием этого стало прикрепление к земле крестьян с возложением на них обязанностей по содержанию служилого класса. Дань, которую монголы брали с чужих, в данном случае была возложена на своих, которым приходилось платить еще и государственные подати.

Сам по себе этот способ организации военной силы и ее жизнеобеспечения не был, однако, оригинальным. Он использовался во многих ранних монархиях, а ко времени освобождения Руси от монголов такая система существовала в Османской империи, где владение земельными поместьями (тимарами) тоже было обусловлено обязательной военной службой. Мы не знаем, сознательно ли заимствовала Москва турецкий опыт или оплата воинской службы землей и крестьянским трудом была ее собственным изобретением. Известно лишь, что победа «неверных» османов над единоверной Византией обусловила пристальное внимание к Турции московских идеологов и стала одним из стимулов для русского возвышения правды над верой. Но, как бы то ни было, русский цивилизационный проект неправомерно рассматривать и как простое воспроизведение турецкого. И не только потому, что идеологически он освещался православием, а не исламом. Дело еще и в том, что русский проект предполагал иной, чем в Османской империи, тип милитаризации.

Милитаризация жизненного уклада может быть разной. Она может осуществляться на монгольский манер, когда все мужчины – воины. Она может сочетаться с производящей экономикой, когда последняя в значительной степени работает на армию и войну, как было в Турции и на Руси. Но и в данном случае глубина милитаризации, степень ее проникновения в повседневную жизнь и степень подчинения ею этой жизни не обязательно одинаковы.

Всесильная Османская империя, долгое время не знавшая поражений, вела войны на чужих территориях, присоединяя их к себе одну за другой, и стремительно богатела – и за счет военной добычи, и благодаря быстрому развитию своей экономики, которое обеспечивалось в том числе сильными турецкими позициями на морских торговых путях. Поэтому милитаризация повседневности оставалась в Турции способом организации жизни, не подрывая оснований мирного образа жизни, не привнося в него ничего чрезвычайного или экстремального. В Московии же дело обстояло не так.

Послемонгольская Русь тоже стремилась к военной экспансии и осуществляла ее. Но, во-первых, с несопоставимо меньшим успехом и не без тяжелейших поражений. Во-вторых, ей приходилось не только наступать, но и обороняться: постоянные угрозы со стороны Крыма создавали ситуацию, по отношению к которой метафора «осажденной крепости» звучит более уместно, чем по отношению к ситуации в сталинском СССР. Поэтому и милитаризация в Московии была мобилизационной, фактически устранявшей границы между войной и миром. В этом – главная особенность пос-лемонгольского русского проекта и, если угодно, его уникальность: заимствования из других проектов и самобытные интерпретации заимствованного сочетались в нем с особой, только ему свойственной мобилизационной компонентой. Она обусловила не просто глубокое проникновение милитаристского начала в жизненный уклад, но и закрепление этого начала в культурном генотипе, что, в свою очередь, обусловило в дальнейшем и возможность появления такой фигуры, как Петр I. В Османской империи подобного правителя не появилось и, скорее всего, появиться не могло. Но в этом же - и проявление цивилизационной несамодостаточности московского проекта и всех его воплощений: всеобщая мобилизация может осуществляться ради достижения военных или других целей, но не может быть самоцелью.

Естественно, этот проект не осознавался и не выдвигался как стратегический. Отдельные его составляющие формировались постепенно, под воздействием внешних вызовов и набиравшей государственной системой собственной исторической инерции. Но то, что формировалось, было и заявкой на новое социально-политическое и культурное измерение, на «особый путь». В этом и только в этом смысле говорить о русском цивилизационном проекте представляется нам корректным.

Как и все его имперские аналоги, он был проектом первого осевого времени, ориентированным на экстенсивное развитие посредством приращения территорий. Но, в отличие от этих аналогов, он был имперско-оборонителъным. Поэтому, возможно, его имперская составляющая, отчетливо проявившись в экспансионистской политической практике, не обрела еще того универсалистского («осевого») идеологического оформления, которое сопутствует обычно глобалистским притязаниям и амбициям.

Для таких притязаний и амбиций Москва не чувствовала себя достаточно уверенной. По-своему синтезировав силу и веру, она не могла не считаться с тем, что силы у нее не хватало даже для обороны, а веру даже внутри страны приходилось укреплять дополнением ее правдой. В том числе и потому, что испытания, выпавшие на долю веры и единоверцев за пределами Московии, отнюдь не свидетельствовали о ее (веры) самодостаточности.

Распалась и оказалась поверженной Золотая Орда, но повержена была и православная Византия. Более того, почти весь православный мир находился под властью католиков или мусульман. Тревожное чувство вселенского одиночества не покидало Русь на всем протяжении московского периода. Внешне имперская, но лишенная имперского пафоса формула «Москва – Третий Рим» – реакция на одиночество и неуверенность, их идеологическая компенсация: Русь – единственная, кому удалось сохранить подлинную веру в мире, погрязшем в грехе. Поэтому только ей уготовано спасение, только она войдет в Царствие Небесное после скорого Второго Пришествия. Но эта эсхатологическая формула, идущая из церковных кругов, не в состоянии была снять вопросы, стоявшие перед политиками.

Они не могли не учитывать, что главный враг – католический Запад, равно как и возникавший на глазах Запад протестантский, – не только устоял, в отличие от православного мира, перед мусульманским военным напором, но начинал уверенно наращивать свое могущество. Ливонская война Ивана Грозного – первая попытка проверить на прочность московский сплав силы и веры в противостоянии Западу и обеспечить Руси доступ к европейским культурным и цивилизационным ресурсам. Попытка наглядно продемонстрировала: на западном направлении сплав этот бессилен. Внутренний террор, ставший ответом на военные поражения, вползание страны во всеобщую смуту под воздействием разрушительных последствий опричнины свидетельствовали о том, что русский цивилизационный проект оказался нереализуемым и, по меньшей мере, нуждался в новых серьезных коррекциях.

Итоги развития страны в ту или иную эпоху измеряются тем, насколько удалось ей обеспечить стабильность в сочетании с динамичным развитием, ее способностью отвечать на внешние вызовы ее местом и ролью в мире. Руководствуясь этими критериями, попробуем суммировать все сказанное выше о временах Московской Руси.

Сначала – о том, чего деятелям той эпохи удалось добиться, какие решить исторические задачи. Разумеется, речь идет лишь о тех задачах, которые они сами перед собой ставили.

1. Главный итог заключался в создании централизованной отечественной государственности, объединенной вокруг нового центра – Москвы. Дробление на княжества, характерное для предшествующего периода, осталось в прошлом, произошла политическая консолидация пространства. Был преодолен архаичный родовой принцип осуществления власти, утвердились и стали привычными легитимные процедуры, обеспечивавшие ее преемственность. Эта государственность, медленно формировавшаяся под монгольским владычеством, оказалась достаточно сильной, чтобы вывести страну из колониального состояния и обеспечить ее суверенитет.

Типологически она представляла собой новое, оригинальное политическое образование. В отличие от западных абсолютистско-монархических аналогов, Московское государство сложилось при отсутствии феодальной договорно-правовой среды, развитых торгово-ремесленных городских центров и национального рынка. В отличие от Монгольской империи, жившей данью с покоренных народов и доходами от торгового транзита, оно базировалось на собственной производящей экономике. Будучи, как и государство византийское, христианско-православным, оно, в отличие византийского, обходилось без юридически фиксированных прав частной собственности и профессионального бюрократического аппарата.

В пределах московского периода отечественная государственность обнаружила свою слабость и оказалась на грани распада во время смуты. Но смута выявила одновременно и ее жизнеспособность, а последующие столетия – ее способность к развитию на собственной основе и ассимиляции культурных и цивилизационных заимствований. Не последнюю роль в этом сыграла заложенная при московских Рюриковичах милитаристская традиция, предполагавшая выстраивание жизненного уклада по армейскому образцу и использование военно-мобилизационных методов в решении невоенных задач.

2. Были исторически преодолены некоторые прежние формы социокультурного раскола. Православное христианство консолидировало государственную общность, способствовало формированию государственной идентичности и, соответственно, духовно-религиозных предпосылок базового консенсуса. Абстракция единого христианского Бога становилась эмоционально окрашенной идеей единства страны, выводившей сознание людей за пределы их локальных миров и вводившей в него образ большого общества.

Это не было еще массовым освоением абстракции государства. Речь правомерно вести лишь о том, что православная вера в специфических условиях монгольской колонизации способствовала трансформации догосударственной культуры в иную догосударственную. Иное заключалось в том, что культура, оставаясь чуждой рациональному абстрагированию, обогатилась ощущением принадлежности к общности несравнимо более широкой, чем локальная, общности, включавшей всех единоверцев. Консолидация широких слоев населения в 1612 году вокруг Минина и Пожарского (или, что то же самое, консолидация перед угрозой утраты религиозной идентичности, исходившей от католической Польши) была бы без этого невозможной.

3. Изживание коллективно-родового принципа властвования и устранение – в монгольскую эпоху и первые послемонгольские Десятилетия – вечевых институтов свидетельствовали о преодолении прежних проявлений социокультурного раскола и на институциональном уровне, что сопровождалось консолидацией ранее Раздробленного политического пространства. Перенесенная из догосударственного состояния в государственную жизнь двухполюсная модель властвования (князь – вече) сменилась моделью однополюсной (единовластие московского государя). Вече, в условиях централизованного государства будучи «лишним» институтом, закономерно ушло с политической сцены вместе с автономными от центра князьями.

Однако в Московской Руси начинает осознаваться и то, что авторитарная однополюсная модель нуждается в легитимных управленческих механизмах, которые обеспечивали бы ее функционирование. Попытки использовать для реализации государственных функций (судебных, полицейских, фискальных) местные выборные органы, начало созыва Земских соборов – это первые в истории страны опыты подключения к однополюсной модели второго полюса, но без наделения его самостоятельными властными полномочиями. То не были зародыши местного самоуправления, и представительской демократии в современном их понимании. То были попытки компенсировать слабость и малочисленность бюрократического аппарата возложением общегосударственных за дач на избираемых населением представителей и упрочить внутриэлитный консенсус, когда власть сталкивалась с трудностями. Но эти первые «демократизации» закладывали традицию, которой суждено будет сыграть определенную роль в более поздние периоды отечественной истории.

4. Если на местах государственный аппарат в интересующий нас период сформирован не был, то в центре он постепенно создавался. Возникла целая сеть ведомств («приказов») с расчлененными функциями (внешнеполитической, военной, финансовой и др.). Специализация управления была еще очень неглубокой, профессионализация чиновников – крайне неразвитой, труд их не был регламентирован правилами и процедурами и оплачивался, за редкими исключениями, не государством, а населением, которому чиновники оказывали услуги. Но это не отменяет факта, что в послемонгольской Руси зарождалась государственная бюрократия, которой до того не было.

Другим новым институтом, отсутствовавшим в предшествовавшие периоды, стала русская армия. Она не была еще регулярной, комплектовалась лишь в случае войны из специально предназначенных для ее ведения служилых «сословий» – старого боярского и заново созданного дворянского. Однако, в отличие от княжеских дружин, армия подчинялась одному властному центру, а военная служба больше не определялась свободным выбором и стала обязанность Ее исполнение обеспечивалось тем, что воинской службой было обусловлено владение землей, причем не только дворянскими поместьями, но и наследственными боярскими вотчинами. Постепенно эта тема условного землевладения дополнится закрепощением крестьян, на которых будет возложено жизнеобеспечение обязанных служить.

Осуществление таких перемен потребовало изменения роли закона, расширения зоны его применения. В Московии, в отличие от Киевской Руси, он стал не только регулировать имущественные отношения частных лиц и устанавливать меру наказания за различные преступления, но и определять появившиеся государственные обязанности отдельных групп элиты и населения. Впервые были юридически обозначены и субъекты законодательства (государь и Боярская дума), что было, безусловно, шагом к универсализации принципа законности. Однако на практике этот шаг, а вместе с ним и принцип законности как таковой, был дезавуирован утвердившимся самодержавием Ивана Грозного.

Сложившаяся в послемонгольской Руси система разверстки гражданских и военных государственных обязанностей какое-то время и в определенных пределах была эффективной. Она позволила Москве одержать несколько военных побед и стать сильным и влиятельным международным игроком в регионе. И Московия оставалась таковым до сокрушительных поражений в Ливонской войне. Эти успехи были достигнуты и благодаря тому, что московская государственность обнаружила, опять-таки в определенных пределах, способность к заимствованию и освоению зарубежных достижений – прежде всего, в области военных технологий.

5. В московский период было возобновлено движение страны по экстенсивному пути развития. Главными его источниками стали экспорт сырья и расширение территории. В данный период она увеличилась многократно – как в результате отвоевания у Литвы бывших земель Киевской Руси, так и благодаря присоединению Казанского и Астраханского ханств, а также значительной части Сибири. Тем самым послеордынская Москва задала имперский вектор Дальнейшей исторической эволюции страны. Или, говоря иначе, вектор ее развития в первом осевом времени, в котором страна новь обрела субъектность после утраты последней в период государственного распада Киевской Руси и монгольской колонизации.

Падение Византии, центра мирового православия, открывало перед Москвой перспективу соединения имперской политической практики с имперской универсалистской идеологией. И эта новая перспектива была осознана, хотя и в специфической форме богоизбранности к спасению. Однако впоследствии фиксировавшая эту 6огоизбранность формула «Москва – Третий Рим», которая появилась помимо имперской практики и даже до нее, с ней соединится и станет ее идеологическим обоснованием. Претензия «Третьего Рима» на богоизбранность трансформируется в претензию на овладение Римом Вторым, т.е. находившимся под турками Константинополем.

Эта задача окажется неразрешимой. Тем не менее имперская модель, контуры которой обозначились при московских Рюриковичах, на несколько столетий обеспечит воспроизводство отечественной государственности и ее международный вес. Но данная модель была настолько же прочной, насколько и хрупкой, а потому не застрахованной от катастрофических обвалов.

Первый из них случится в начале XVII столетия и станет следствием нерешенности тех проблем, которые оказались камнем преткновения для московских правителей. Частично эти проблемы обусловливались недостроенностью послемонгольской централизованной государственности. Но были среди них и такие, которые при сохранении данной модели и при любых ее трансформациях не решались вообще.

Зафиксируем еще раз те и другие.

1. Династически-родовой принцип властвования, замененный династически-семейным в отношении первого лица государства, сохранился в околовластном боярском слое Московской Руси. Бывшие князья, владевшие отдельными территориями, а потом переместившиеся в Москву, продолжали рассматривать Русь как свою коллективную родовую вотчину, которой они вправе были управлять вместе с государем. Их притязания получили воплощение в практике местничества, ставившего занятие государственных должностей в зависимость от знатности происхождения и служебного статуса предков. Эта практика, с одной стороны, препятствовала выдвижению на руководящие посты наиболее способных людей, а с другой – блокировала консолидацию боярства, делала его бессильным перед произволом формировавшейся в послеордынской Руси самодержавной власти. Но тем самым создавалась ситуация, при которой внутриэлитный базовый консенсус относительно понимания общего интереса не мог обрести устойчивость. Неустойчивость же его, до поры до времени скрытая, обнаружила себя в период военных поражений и выразилась в тотальном недоверии персонификатора общего интереса ко всей княжеско-боярской и церковной элите. Тогда-то и выявился изначально заложенный в московскую государственность конфликт между принципом единоличного самодержавного властвования, тяготевшего к произволу, и принципом аристократическим, предполагавшим гарантированную защищенность элиты от такого произвола.

Тот факт, что эта государственность после ужасов опричного террора и сокрушительного поражения в Ливонской войне смогла устоять, свидетельствовал о подавляющем политическом и социокультурном превосходстве самодержавного принципа над аристократическим. Но эта государственность обвалилась, когда сакральность самодержавия была поколеблена обрывом династической ветви. Латентный конфликт двух принципов вылился в столкновение внутри самой политической элиты между сторонниками неродовитого Бориса Годунова, тяготевшего к самодержавию (только оно делало его независимым от родовитых) и приверженцами потомка Рюриковичей Василия Шуйского, выражавшего их стремление застраховаться от самодержавного диктата. В результате Шуйский и стоявшие за ним силы сделали ставку на самозванца, после чего смута быстро поползла вниз, превратившись из верхушечной в общенародную.

Впоследствии конфликт двух принципов будет разрешен: самодержавие утвердится как ничем не ограниченное в принятии законов и решений, но от немотивированного тиранического произвола по отношению к элите будет воздерживаться. Поэтому сам этот конфликт можно считать порождением исторической инерции домонгольской и монгольской эпохи, а не продуктом московской государственной системы. Но он вместе с тем наглядно продемонстрировал ее основное свойство – неприспособленность к сосуществованию различных субъектов (субъект в ней может быть только один) и, соответственно, к правовому урегулированию отношений между ними. Аукнется такая неприспособленность нескоро, но именно ее долголетие окажется одной из главных причин, обусловивших неготовность страны к правовому порядку даже тогда, когда все неправовые альтернативы ему себя исчерпают.

Домонгольский период оставил после себя традицию нерегулируемой правом свободы. Московский – противостоящую ей традицию бесправия в несвободе.

2. Социокультурный раскол, доставшийся Московской Руси от предшествовавшей эпохи, полностью преодолен не был. Частично он сохранился и на политической поверхности: местничество – это новое проявление догосударственной родовой культуры в условиях централизованного государства. Да, местничество, как показало последующее развитие, оказалось лишь инерцией прошлого опыта и могло быть изжито. Но существовали и более глубокие пласты архаики, которым предстояла еще очень долгая – вплоть до нашего времени – историческая жизнь.

Государственное начало, воплощаемое в сакральной личности первого лица и только в ней, не в состоянии вытеснить догосударственную культуру. В том числе и потому, что само на эту культуру опирается, находя в ней главный источник своей легитимации. Но легитимация первого лица не есть еще легитимация государства.

«Отцовская» модель властвования, перенесенная московскими правителями из патриархальной семьи на уровень большого общества, не предполагает промежуточных управленческих звеньев между отцом и другими домочадцами, исключает среди последних какую-либо иерархию властных полномочий. Поэтому легитимность правящего класса и государственного аппарата в данной модели обеспечить непросто, причем независимо от того, насколько отдельные их представители падки на должностные злоупотребления. Единственный способ, выработанный для этого мировой историей, заключается в профессиональной и культурной вычлененности элиты и чиновничества, чего в Московии не было. Отсюда – хрупкость базового консенсуса между «верхами» и «низами», их пребывание в состоянии постоянно воспроизводящегося раскола, который неоднократно выплескивался наружу в народных волнениях и который обрушит государственность во время смуты. И это будет не в последний раз. Потому что сохранявшаяся «отцовская» модель государственности, опиравшаяся на патриархальную составляющую догосударственной культуры, консервировала и ту ее составляющую, которая государство отрицает.

При однополюсной «отцовской» модели властвования, как показала практика ее использования в Московской Руси, второй (народно-вечевой) полюс не устраняется и не может быть устранен. Догосударственные вечевые институты, лишенные политических функций, не могут быть и интегрированы в однополюсную модель. Попытки сделать их управленческим инструментом центральной власти, имевшие место в московский период, нельзя считать абсолютно безуспешными, но изживанию социокультурного раскола они не способствовали. Казачьи и крестьянские миры, ворвавшиеся в политику во времена смуты, противопоставили распадавшейся государственности догосударственную вечевую архаику со «своим» царем в виде второго ее полюса. Их напор удастся остановить, но – лишь на время. При сохранении однополюсной «отцовской» модели раскол между государственной и догосударственной культурой не преодолим в принципе.

3. Опыт послеордынской Руси продемонстрировал, что ощущение религиозной общности консолидирует население лишь по отношению к внешнему противнику и вполне совместимо с отсутствием консолидации внутренней. Однополюсная «отцовская» модель государственности преодолеть такое состояние не способна, она может лишь блокировать его разрушительный потенциал. Но – только в том случае, если первое лицо сакрализируется в качестве языческого тотема. Или, говоря иначе, если первое лицо от имени Бога наделяется неограниченной надзаконной властью.

Сочетание в послемонгольской Руси архаичной патриархальной культуры с православной идентичностью обусловило презентацию языческого тотема в образе православного государя. Но такой государь-тотем из единственного оплота государственности может превратиться в ее разрушителя, если его сакральный статус начинает выглядеть проблематичным – например, при военных поражениях. Террор Ивана Грозного, заложивший предпосылки будущей смуты, именно это и продемонстрировал.

Предпосылки смуты – это, конечно, еще не сама смута, которая разразилась через два с лишним десятилетия после смерти Грозного. Но у нее была и другая, не менее существенная, предпосылка. Власть однополюсного тотема не предполагает различий между государем и государством. Она предполагает, что это одно и то же, что государь и есть единственное воплощение государства. Но такая модель бессильна перед прекращением правящей династии: исчезновение «природного», наследственного государя, которое воспринимается как исчезновение государства, легитимирует смуту.

После смуты и под воздействием ее опыта и ее уроков начнется расчленение в сознании людей образов царя и царства. Но оно будет происходить медленно и не завершится до наших дней. Абстракция государства не может быть освоена, пока не освоена абстракция универсального закона. Опыт же Московской Руси интересен и важен тем, что именно в ней возникла модель государственности, которая идею законности освоить и провести в жизнь не состоянии. Такие попытки были уже при московских Рюриковичах, их будет немало и в дальнейшем, но все – безуспешные.

4. Синтез надзаконной силы и легитимировавшей ее православной веры, который обеспечивал формирование московской государственности, оказался эффективным лишь в определенных пределах. Неудачи в Ливонской войне, бессилие страны перед опустошительными набегами из татарского Крыма показали, что слабейшим звеном в этом синтезе была сила. Ее хватило, чтобы одолеть Казанское и Астраханское ханства. Но ее не хватало, чтобы вести войны на Западе.

Новая комбинация силы и веры, утвердившаяся в централизованной послемонгольской Московии, предполагала уникально глубокую милитаризацию жизненного уклада всех слоев населения. Это заложило традицию, которая позволит впоследствии Петру I осуществить беспрецедентную по тем временам милитаристскую модернизацию. Такой способ развития можно рассматривать как заявку на оригинальный цивилизационный проект, но – при отсутствии в нем собственного цивилизационного качества и цивилизационной самодостаточности. Потому что выстраивание повседневности по армейскому образцу может иметь своей целью достижение военных побед, но не может придать смысл человеческому существованию в условиях мира. Однако с этой проблемой страна столкнется много позже. В послемонгольской же Московии милитаризация жизненного уклада не гарантировала страну и от военных поражений.

Московская Русь оказалась лицом к лицу с неразрешимой для нее проблемой технологических и организационных инноваций. Она была неразрешима, потому что сосредоточение почти всех природных и вещественных ресурсов в руках государства и культивирование идеологии и практики «беззаветного служения» подданных государю исключали легитимацию частных интересов и, соответственно, активизацию и мобилизацию личностных ресурсов, личностной энергии. Начавшаяся военная конкуренция с Западом, обусловленная в том числе и необходимостью прорыва к морским торговым путям, требовала установки на самоизменение, на качественную культурную трансформацию «человеческого фактора». Однако от власти такой установки не поступало. Она не могла легитимировать частные интересы – это противоречило ее природе, фундаментальным основам ее существования как власти-тотема. Но она не могла еще навязать и насильственную модернизацию сверху.

Потому что масштабные заимствования западной культуры (а не только отдельных технических достижений) тоже нужно было легитимировать, т.е. совместить с пафосом русской богоизбранности, обучения у иноверцев не предполагавшей. Для этого как минимум, необходима была предварительная военная победа над иноверцами, но ее-то добиться и не удалось. Тем более нереально было навязать модернизацию стране, разоренной войной и опричниной, после поражения. Даже если бы проект такой модернизации возник в головах правителей.

Прежде чем Петр I начнет ее осуществлять, пройдет целое столетие медленной вестернизации, подготовившей почву и для модернизационного реформаторского прорыва, и для появления самого реформатора. Но в причинах неудачи московских правителей, быть может, даже важнее разобраться, чем в причинах будущих относительных удач Петра. Ведь проблему инноваций и их стимулирования последний не решит, он лишь интенсифицирует их заимствование у других народов и предельно жесткими методами обеспечит их освоение. Сама же эта проблема, передававшаяся потом, как наследственный код, из поколения в поколение, была предзадана отечественной истории в период Московской Руси.

5. Способ приращения ресурсов, сложившийся в данный период, обрекал страну на хроническое отставание. Экстенсивное хозяйствование на постоянно расширяющейся территории не обеспечивало роста продуктивности, не создавало источников саморазвития экономики и стимулов для саморазвития работника. Потенциал такого типа эволюции окажется довольно значительным, в дальнейшем он позволит России стать мощной военной державой и долго воспроизводить себя в данном качестве. Но, во-первых, воспроизведение это будет чередоваться с обвалами и катастрофами. А, во-вторых, рано или поздно такой тип развития себя исчерпывает.

Экстенсивность – едва ли не самая существенная особенность исторического развития России, предопределившая во многом все другие ее особенности. Российская цивилизационная парадигма – это парадигма экстенсивного развития и его использования для обеспечения военно-технологической конкурентоспособности по отношению к Западу. В Московской Руси она была впервые опробована в условиях централизованной государственности, но – с общим отрицательным результатом. В дальнейшем результаты будут более впечатляющими. Но они будут достигаться главным образом благодаря историческому движению в логике первого осевого времени, в логике имперского развития. А набранная имперская инерция обрекала страну на отставание по мере того, как ее соседи переходили из первого осевого времени во второе.

С этими проблемами Россия, правда, столкнется еще не скоро. Выйдя из потрясений смуты и возведя на трон новую династию Романовых, она начнет новый большой цикл своего исторического бытия. В течение трех столетий страна будет развиваться в первом (имперском) осевом времени за счет заимствования у других стран достижений второго и их освоения. На этом пути ей предстоит пережить немало победных взлетов, а в конце его – сползти к третьей в ее истории государственной катастрофе.

Киевское государство начало распадаться в конце XI в. Возникло множество суверенных земель - княжеств, и их число увеличивалось. К середине XII в. образовалось 15 княжеств, к началу XIII в. их было уже около 50. Древнерусское государство исчезло. Процесс раздробления большого раннесредневекового государства был естественным. Европа также пережила полосу распада раннесредневековых государств, раздробленности, локальных войн, чтобы затем развился процесс образования национальных государств светского типа, которые существуют до сих пор. Можно сделать вывод: Древняя Русь, пройдя полосу распада, могла прийти к аналогичному. Здесь в перспективе могло возникнуть национальное государство, мог сформироваться единый народ. Однако этого не случилось. Развитие на территории Руси пошло иначе.

Переломным в истории Древней Руси, как и в Европе, стал XIII в. Но если Европа с этого времени активно продвигалась по пути внедрения прогрессивного типа развития, то перед Русью стала другая проблема. В 1237 г. в русских пределах появились монголо-татары. Они несли массовую гибель людей, разрушение городов, уничтожение того, что создавалось столетиями. Однако опасность шла не только с Востока, но и с Запада. Усиливающаяся Литва наступала на русские земли, а также - шведы, немцы и ливонские рыцари. Раздробленная Древняя Русь столкнулась с труднейшей проблемой: как самосохраниться, как выжить? Она оказалась как бы между жерновов Востока и Запада. Причем характерно: с Востока, от татар шло разорение, а Запад требовал смены веры, принятия католичества. Ярл Биргер, из знаменитого шведского рода Фолькунгов предпринял два крестовых похода против северо-западной Руси. В связи с этим русские князья для спасения населения могли пойти на поклон к татарам, соглашались на тяжелую дань и унижение, но нашествию с Запада сопротивлялись.

Монголо-татары как смерч пронеслись по русским землям, объявились в Венгрии, Польше, затем ушли в низовья Волги, совершая оттуда сокрушительные набеги на русские земли и собирая тяжелую дань. Среди русских историков была распространена точка зрения о том, что с распадом Киевского государства, а затем и потерей независимости многими княжествами, история в юго-западных и западных землях как бы замерла и жизнь переместилась на Северо-Восток, где возникали новые центры исторического развития. Это - промосковская традиция, утвердившаяся в историографии. На самом деле история в юго-западных землях не прерывалась. Она шла своим путем. Галицко-Волынское княжество оказалось в составе сначала Великого княжества Литовского, а затем Польши, Минск, Гомель, а затем Киев, другие города втягивались под власть языческой Литвы для спасения от монголо-татарского разорения, сохранения своего типа развития.

Что такое Литва того времени? В 40-е гг. XIII в. появилось и быстро увеличилось в размерах Литовское княжество. О нем мало известно. Но уже в XIV в. оно объединяло в своем названии три элемента: Литва, жмудь, русские земли - Русь. Затем слово «Русское» перешло на второе место после Литовского - Великое княжество Литовское, Русское и Жомойтское.

В период расцвета это княжество простиралось от Балтики до Черного моря, от границ Польши и Венгрии до Подмосковья (Можайск). 9/10 территории составляли древние русские земли. Не случайно противники усиливающейся в Москве центральной власти бежали в Литву. Древнерусское население Литвы называло Русью свою державу. Люди считали ее наследницей Киевской Руси. В рамках Литвы Русь развивалась в соответствии со своими традициями (вечевой идеал прослеживается до второй половины XV в.). Княжества имели автономию.

Политическое и материальное положение Руси в составе Литвы было благоприятным. Продолжали развиваться города. Крупные города получили магдебургское право. Интересно, что жители пограничных территорий, проживавшие в зоне «риска», под угрозой вторжения монголо-татар или московитов, получали дополнительные привилегии. Например, жители Белой Церкви, подвергшиеся набегу татар, были освобождены от податей на девять лет. Русские аристократы пользовались значительным влиянием при дворе Литовского Великого князя. Великое княжество Литовское сложилось как федерация отдельных земель и княжеств. Степень зависимости от центральной власти была различна, формы этой зависимости определялись обстоятельствами вхождения и в большей или меньшей степени обеспечивали местному боярству и городам значительную автономию, неприкосновенность социально-экономических и политических структур. Там утвердился западный институт вассалитета, который предполагал понятие свободы.

Таким образом, на Западе, под эгидой сначала языческой, а затем, с конца XIV в., католической Литвы продолжалось развитие древнерусских земель по европейскому пути. Но территория эта сокращалась, хотя объединительная политика Москвы встречала сопротивление на Западе, поскольку слишком явным был переход к деспотизму. В этих землях развернулось складывание украинского и белорусского этносов. В современных условиях историки Украины и Белоруссии часто представляют этот процесс как изначальный, уходящий в Киевский период. Однако это вряд ли правомерно. Складывание этих народов развернулось в XV-XVI вв. Их самосознание формировалось под влиянием реальной социально-политической ситуации в Литве, а затем в Речи Посполитой, и антикатоличесюих, антипольских настроений. Угроза полонизации и католизации населения стимулировала осознание общности людей на основе православия. К слову, официальным языком Великого княжества Литовского с XIV в. стал белорусский язык. Тогда же западные земли получили название Белая Русь. С принятием католичества и усилением влияния Польши положение украинского и белорусского народа несколько ухудшилось.

Таким образом, западные и юго-западные земли, где шло формирование украинского и белорусского этносов, гораздо дольше существовали в условиях европейской традиции. Там сложились более глубокие корни прогрессивного типа. Северо-Западная Русь оказалась в другой ситуации. Крупным центром русских славян на северо-западе являлся Новгород. Он развивался относительно независимо и демонстрировал близость к европейскому типу развития, особенно ярко в период Новгородской республики (конец XI-XV вв.). В XIV в. статус республики получил Псков, но эта республика просуществовала недолго. Новгород не подвергся татаро-монгольскому нашествию, хотя и платил дань. Если Древняя Русь демонстрировала близость к античности и погибла как и греко-латинский мир, то Новгород развивался в одном темпе с Европой того времени и являлся ее частью. фактически Новгородская республика была аналогом городам-республикам Ганзейского Союза, городам-республикам Италии: Венеции, Генуи, Флоренции. Новгород был республикой с выборными высшими должностными лицами (посадниками), с народным собранием (вече), которое обладало правами высшего органа власти, местным самоуправлением, организованным по принципу общины, и т.п. Князья не имели полной государственной власти, приглашались в Новгород лишь для исполнения определенных функций в роли наемных военачальников. Им было запрещено владеть землей на территории новгородских волостей. Но и права были большие. Князь имел представительские функции, представляя Новгород в отношениях с другими землями. Он обладал высшей судебной властью. На имя князя шла дань. Аналогично развивалась, отделившись от Новгорода, и Псковская республика. Князья недолго задерживались на новгородском столе (престоле). За 200 с небольшим лет - с 1095 до 1304 г. - на новгородском столе побывало около 40 человек, а некоторые князья даже не по одному разу. Так что смена княжеской власти происходила 58 раз.

Церковь в Новгороде также была самостоятельной и отличалась по положению от других русских земель. Во времена, когда Новгород входил в Киевскую Русь, Митрополит Киевский присылал в Новгород епископа, главу церкви. Однако, укрепившись, новгородцы и в церковных делах обособились. С 1156 г. новгородцы стали избирать духовного пастыря. Интересна процедура избрания. Вече называло трех кандидатов, наиболее авторитетных служителей церкви. Их имена записывались на пергаменте. Посадник запечатывал записи своей печатью. Затем эти записки несли на другой берег Волхова в главный Софийский собор, где шла литургия. После окончания службы слепец или ребенок брал одну из записей и написанное на ней имя оглашалось. Лишь затем избранный епископ ехал к митрополиту в Киев для посвящения. Никогда, ни до Новгородской республики, ни после, православная церковь не знала такого демократического порядка, чтобы сами верующие выбирали себе духовного пастыря. Этот порядок близок к протестантской традиции.

Любопытно, что в Новгороде процветали ереси. Еретические учения представляли собой смесь иудейства с христианством. Приверженцы ересей пропагандировали Ветхий Завет и даже ставили его выше Нового Завета. Новгородские еретики отрицали монашескую и церковную иерархию, отвергали поклонение иконам, отрицали троичность Божества и Божественность Христа. Некоторые отказывались верить в бессмертие души. Попы часто выступали против канонического византийского православия. В XIV-XV вв. Новгород являлся источником церковных ересей, которые потрясали православие. Обратите внимание: гораздо раньше, чем на Западе, в Новгороде проявлялись реформаторские тенденции по отношению к церкви и даже атеистические настроения. Многое напоминало будущую европейскую реформацию. После падения Новгорода, церковный собор 1504 г. принял решение о беспощадном искоренении ереси. Большинство еретиков были казнены жестоким образом: сожжены в клетке, другие попали в заточение.

В Новгородской и Псковской республиках активно шел процесс формирования класса собственников. В Псковской судной грамоте частная собственность законодательно была закреплена и защищена. Новгород активно обзаводился колониями, превращаясь в западного типа метрополию. С XI в. началась активная колонизация Карелии, Подвинья и обширного Северного Поморья. Снаряжались торгово-промысловые экспедиции в Печорскую и Югорскую земли. Расположенный в начале важных для Восточной Европы торговых путей, связывающих Балтийское море с Черным и Каспийским, Новгород играл посредническую роль в торговле.

Принципы новгородской демократии давали возможность участвовать в жизни республики не только знати, владельцам городских дворцов и усадеб, но и городскому плебсу. Вече - народное собрание - обладало широкими правами. Оно рассматривало важнейшие вопросы внутренней и внешней политики, приглашало князя и заключало с ним договор-ряд, избирало посадника, ведавшего управлением и судом, тысяцкого, который возглавлял ополчение. Оно избирало также имевший особое значение в Новгороде суд по торговым делам.

В условиях давления как с Запада, так и с Востока республика стремилась сохранить независимость и свой тип развития. В борьбе за независимость Новгорода особенно прославился князь Александр Невский. Он проводил гибкую политику, делая уступки Золотой Орде и организуя сопротивление наступлению католичества с Запада. Дореволюционная Россия высоко ставила подвиг А. Невского. Вот как писал о нем С. Соловьев: «Соблюдение Русской земли от беды на Востоке, знаменательные подвиги за веру и землю на Западе доставили Александру Невскому славную память на Руси». Однако в самом Новгороде отношение к Александру было неоднозначное. Там сохранялись устойчивые западнические ориентации и настроения. Поэтому Александра ценили как умелого военачальника, но осуждали уступки Золотой Орде.

Новгородская республика продержалась почти до конца XV в. В 1478 г. она пала под ударами войск великого князя Московского Ивана III. Стремление подавить новгородские вольности, симпатии к «латинству» наблюдались со стороны Москвы с середины XV в. Давление Москвы усиливало прозападные настроения в новгородском высшем обществе. В 70-е гг. XV в., то есть накануне падения, высказывались настойчивые предложения о присоединении к Литве. Негативно воспринималось все промосковское. В мае 1477 г. на вече были убиты три посадника по обвинению в предательстве интересов Новгорода. У великого князя Московского они пытались найти помощь в борьбе с противной им группировкой бояр. Летопись объясняя это, свидетельствует, что «не было от начала, как земля их стояла» такого. Однако принявшая католичество Литва не казалась большинству спасением. В результате Новгород потерпел поражение. Москва жестоко расправилась с прозападно настроенными представителями боярства, торговых людей. Республика ушла в прошлое. После 1478 г. была предпринята коренная ломка вотчинного землевладения в Новгороде, развернулась конфискация собственности у опальных бояр. Однако, чтобы не вызвать открытого возмущения, некоторое время Москва сохраняла отдельные традиции республиканского Новгорода. Сохранялись непосредственные отношения с Ганзой, прибалтийскими, скандинавскими государствами. В оформлении дипломатических актов участвовали наряду с наместниками Московского великого князя - представители старого Новгорода - бояре и купеческие старшины.

Итак, исчез последний независимый островок, имевший европейский тип развития, на территории современной России. В 1510 г. Псковская республика была ликвидирована Василием III, который предъявил псковичам ультиматум: вечевой колокол снять и подчиниться великокняжеским наместникам. Псковичи, скрепя сердце, приняли ультиматум. Триста наиболее богатых семейств по приказу Василия III были выселены из Пскова.

ЛЕКЦИЯ 2. ОТ РУСИ К РОССИИ

С 30-х годов XII в. на Руси начинается процесс феодальной раздробленности, что было закономерным этапом в развитии феодализма. Великим князьям - Мономаху, его сыну Мстиславу - удавалось на время затормозить неизбежный процесс дробления Киевской Руси, но потом он возобновлялся с новой силой: И Любечский съезд князей в 1097 г. установил: «… каждо да держит отчину свою».

Можно назвать следующие причины феодальной раздробленности на Руси:

· во-первых, особенности становления феодализма на Руси. Князья наделяли своих наследников не комплексом обширных вотчин, а рентой-налогом. Нужны были гарантии того, что наследник со временем будет главой княжества. В то же время увеличение княжеских родов и сравнительно малый рост совокупного прибавочного продукта обостряли борьбу между князьями за лучшие княжества и территории, с которых можно было получать больший налог. Поэтому княжеские междоусобицы - это прежде всего борьба за перераспределение налога, которая позволяла захватить наиболее выгодные княжения и закрепиться в ранге главы суверенного княжества;

· во-вторых, натуральное хозяйство, отсутствие экономических связей способствовало созданию сравнительно небольших феодальных мирков и сепаратизму местных боярских союзов;

· в-третьих, развитие боярского землевладения: расширение боярских вотчин путем захвата земель смердов-общинников, покупка земли и т. п. - вело к усилению экономической мощи и самостоятельности бояр и в конечном счете к обострению противоречий между боярами и великим киевским князем. Бояре были заинтересованы в такой княжеской власти, которая могла бы обеспечить им военную и правовую защиту, в частности в связи с ростом сопротивления горожан, смердов, способствовать захвату их земель и усилению эксплуатации. Местные бояре стали приглашать князя со своей дружиной, но отводили им поначалу только полицейские функции. В последующем князья, как правило, стремились получить всю полноту власти. И это, в свою очередь, вело к обострению борьбы между боярами и местными князьями;

· в-четвертых, рост и укрепление городов как новых политических и культурных центров;

· в-пятых, в XII в. торговые пути стали обходить Киев; европейских купцов, а также новгородцев все более привлекали Германия, Италия, Ближний Восток, «путь из варяг в греки» постепенно терял свое значение;

· в-шестых, борьба с кочевниками ослабляла Киевское княжество, замедляла его прогресс; в Новгороде и Суздале было гораздо спокойнее.

Итак, в середине XII в. Киевская Русь распалась на 15 больших и малых княжеств, а в начале XIII в. их количество увеличилось до 50.

Последствия феодальной раздробленности:

Распад Руси на отдельные княжества сыграл не только отрицательную (ослабление перед монголо-татарским нашествием), но и положительную роль: он способствовал бурному росту городов и вотчин в отдельных княжествах, развитию торговли с Прибалтикой, с немцами, развитию местной культуры - строились архитектурные сооружения, создавались летописи и т. п. Русь не распалась полностью. Киевское княжество хоть и формально, но цементировало страну; сохраняла свое влияние общерусская православная церковь, которая выступала за единство Руси, осуждала княжеские усобицы;

полному сепаратизму (отделению) препятствовала внешняя опасность со стороны половцев.

Состав Руси:

Наиболее крупными были княжества:

· Киевское (Киев);

· Черниговское (Чернигов), Северское (Новгород-Северский);

· Галицко-Волынское (Галич и Владимир-Волынский);

· Владимиро-Суздальское (Владимир-на-Клязьме);

· Новгородская земля (Великий Новгород).

Но определились три основных политических центра: на юго-западе - Галицко-Волынское княжество; на северо-востоке - Владимиро-Суздальское княжество и Новгородская земля.

Владимиро-Суздальское княжество.

В течение долгих веков Северо-Восточная Русь была дикой окраиной, которую восточные славяне заселили относительно поздно. Лишь в VIII в. здесь появилось племя вятичей. Плодородные почвы, богатые леса, множество рек и озер создавали благоприятные условия для развития земледелия, скотоводства и ремесла. Здесь проходили торговые пути на юг, восток и запад, что обусловило развитие торговли. Немаловажное значение имело и то, что северо-восточные земли хорошо были защищены лесами и реками от набегов кочевников. Здесь сложились крупные городские центры - Ростов, Суздаль, Ярославль, Муром, Рязань. При Владимире Мономахе были построены города Владимир и Переяславль. В 1125 г. суздальским князем стал младший сын Мономаха - Юрий (1125-1157), за жажду власти, за свою военную активность получивший прозвище Долгорукий. При князе Юрии Ростово-Суздальское княжество отделилось от Киева, превратилось в обширное независимое государство. Он постоянно воевал с Волжской Булгарией, вел борьбу с Новгородом за влияние на пограничные земли и дважды захватывал киевский престол. При нем впервые упоминается Москва, когда после одной из побед над соперниками Юрий пригласил своего союзника черниговского князя Святослава отметить это событие в Москву. 4 апреля 1147 г. союзники встретились в Москве, где был устроен пир. Эту дату принято считать годом основания Москвы, хотя археологи считают, что поселение на месте Москвы возникло ещё в XI в. Москва была построена Долгоруким на месте усадьбы боярина Кучки. В 1157 г. Юрий умер в Киеве (отравлен) и власть в Ростово-Суздальской земле перешла к сыну Юрия Андрею по прозвищу Боголюбский. Андрей Боголюбский продолжил политику своего отца, направленную на расширение Ростово-Суздальского княжества: он воевал с Новгородом, Волжской Булгарией. Вместе с тем он стремился к возвышению своего княжества над другими русскими землями, ходил на Киев, взял его, подверг страшному разорению, но в Киеве не остался. Андрей Боголюбский проводил жесткую политику по отношению к боярам в своем княжестве. Наступая на их права и привилегии он жестоко расправлялся с непокорными, изгонял из княжества, лишал вотчин. Стремясь еще больше отделить от бояр и опереться на горожан, он перенес столицу из Ростова в молодой торгово-промышленный город Владимир. Именно под Владимиром в местечке Боголюбове он устроил свою резиденцию, за что и получил прозвище Боголюбский. Между Андреем Боголюбским и боярами назревал серьезный конфликт. Возник заговор против князя, в который были вовлечены слуги Андрея - осетин Анбал, ключник Ефрем Мозевич. 29 июня 1174 г. заговорщики ворвались в княжеский дом и зарубили князя. После смерти Андрея началась усобица. Ростовские и суздальские бояре пытались отдать престол своим ставленникам, но жители Владимира предложили сыновей Юрия - Михаила и Всеволода. В конце концов, в 1176 г. князем стал Всеволод, прозванный Большим Гнездом, так как имел 8 сыновей и 8 внуков. При нем Владимиро-Суздальское княжество достигло наивысшего расцвета. Он первым среди князей Северо-Востока принял титул великого князя. Всеволод жестоко наказал мятежных бояр. При нем была захвачена Рязань. Всеволод вмешивался в дела Новгорода, его опасались в Киеве. После смерти князя его сыновья разделили княжество на части и вели усобицы. Лишь в XIV в. Северо-Восточная Русь станет центром объединения русских земель.

Новгород Великий. Великий Новгород занимал особое место среди русских княжеств. Как и Киев, Новгород был центром славянских земель на Северо-Западе Руси. Новгородская земля располагалась между озерами Ильмень и Чудским, по берегам рек Волхов, Ловать, Великая. Она делилась на пятины, а они, в свою очередь, на сотни и погосты. Новгород, как и Ростово-Суздаль-ское княжество, вел активную завоевательную политику, в результате которой к Новгородской земле были присоединены земли карелов, водь, заволодской чуди (финно-угорские племена), саамы и ненцы; они платили Новгороду дань. Новгород сложился из трех разноплеменных поселений, по отношению к ним он был «новым городом» со своим кремлем. Река Волхов делила Новгород на две стороны - Софийскую и Торговую. В город входило пять районов (концы), которые делились на улицы. Купцы и ремесленники создавали по профессиональному признаку свои объединения (уличанские сотни и братчины).

Природные условия Новгорода были непригодны для земледелия, поэтому он развивался как торговый и ремесленный центр. Основу хозяйственной деятельности Новгорода составляли ремесло, скотоводство, рыболовство, пушные и соляные промыслы, добыча железной руды. Кузнецы, ткачи, гончары, ювелиры, оружейники, плотники производили изделия очень высокого качества. Ремесленники в основном работали на заказ, но ткачи, кожевники, представители некоторых других специальностей уже производили свои изделия для рынка, как внутреннего, так и внешнего. Географическое положение Новгорода было исключительно благоприятным для торговли. Новгородские купцы торговали с Германией, Швецией, Средней Азией, Закавказьем, вывозя пушнину, воск, мед, лен, моржовую кость, кожи. С Запада везли сукно, вина, цветные и драгоценные металлы. В городе стояли «Немецкий» и «Готский» дворы. В торговле участвовали не только купцы, но и бояре, священники, монахи. Интересы боярства, купечества, церкви сплетались воедино, городская верхушка - аристократия играла большую роль в политической жизни. Здесь сложился особый политический строй - феодальная демократия. Высшим органом власти в Новгороде являлось вече - народное собрание. Оно собирало на площади около торга самых знатных людей города - бояр, примерно 400 человек - столько в Новгороде было боярских усадеб. На нем часто присутствовали и феодально-зависимые, кабальные люди. Они не имели права голоса, но бурно реагировали при обсуждении тех или иных вопросов. Вече избирало посадника из бояр, он ведал всеми делами феодальной республики, вершил суд, контролировал деятельность князя. Избирался тысяцкий, который занимался сбором налогов (с каждой тысячи населения), возглавлял народное ополчение и вершил суд по торговым делам. На вече избирался также новгородский архиепископ (владыка), который не только возглавлял церковь, нои ведал казной и внешними сношениями, Рядовые новгородцы свои вопросы решали на вечах улиц, здесь же выбирались старосты. Вечевой строй Новгорода - форма феодальной демократии. Фактически власть принадлежала боярству и верхушке купечества. Все управленческие Должности - посадские, тысяцкие - занимали только представители аристократической знати. Исторически сложилось так, что в Новгороде не было своей княжеской династии. В XI в. здесь обычно сидел на правах князя-наместника старший сын великого киевского князя. Но по мере развития политического сепаратизма Новгород становился все более независимым от Киева. В 1136 г. в Новгороде княжил внук Мономаха - Всеволод, которым новгородцы были недовольны. Произошло восстание, князя арестовали, предъявили ряд обвинений и изгнали из города. С этого момента новгородцы сами приглашали князя, заключая с ним договор. Князь не имел права передавать власть по наследству, не мог вмешиваться в гражданские дела, не имел права владеть землями и жить в самом городе. Он охранял город от врагов, на его имя поступала дань, он играл роль третейского судьи. Если князь не нравился, то его изгоняли. После событий 1136 г. Новгород стал окончательно боярской аристократической республикой, где крупные бояре, купцы, архиепископ определяли политику города.

Итак, подводя итог, следует подчеркнуть, что феодальная раздробленность на Руси в XII-XIV вв. была закономерным явлением, связанным с особенностями становления феодального строя. При всей прогрессивности этого процесса феодальная раздробленность имела существенный отрицательный момент: постоянные усобицы между князьями истощали силы русских земель, ослабляли их перед лицом внешней опасности, в частности перед приближающимся монголо-татарским нашествием. Хотя некоторые из князей делали попытки сохранить единое государство, процесс распада в этот период был необратим.

9. Русские княжества в период феодальной раздробленности

Период феодальной раздробленности, называемый по традиции «удельным периодом», продолжался с XII до конца XV вв. Феодальная раздробленность ослабила оборонительные возможности русских земель. Это стало заметным еще во второй половине XI в., когда на юге появился новый сильный враг - половцы (тюркские кочевые племена). По летописям подсчитано, что с 1061 г. до начала XIII в. было более 46 крупных вторжений половцев.Особенностью феодальной раздробленности на Руси сравнительно с европейскими странами была упрощенная феодальная иерархия: она насчитывала всего 3 основных ступени – великие князья, удельные князья и их бояре (приближенные), а все княжеские фамилии являлись ответвлениями всего лишь двух родов – правящей династии Рюриковичей и Гедиминовичей. В результате дробления древнерусского государства к середине XII в. выделились в самостоятельные десять государств-княжеств. В последствии, к середине XIII в., их число достигло восемнадцати. Названия им присваивали по стольным городам: Киевское, Черниговское, Переяславское, Муромо-Рязанское. Суздальское (Владимирское). Смоленское, Галицкое, Владимиро-Волынское, Полоцкое, Новгородская боярская республика. В каждом из княжеств правила одна из ветвей Рюриковичей, а сыновья князей и наместники-бояре управляли отдельными уделами и волостями. Однако во всех землях сохранялись одинаковая письменность, единая религия и церковная организация, правовые нормы «Русской правды», а главное - осознание общих корней, общей исторической судьбы. Вместе с тем каждое из сложившихся самостоятельных государств имело свои особенности развития. Наиболее крупными из них, сыгравшими значительную роль в последующей истории Руси, стали: Суздальское (позднее - Владимирское) княжество - Северо-Восточная Русь; Галицкое (позднее - Галицко-Волынское) княжество - Юго-Западная Русь; Новгородская боярская республика - Новгородская земля (Северо-Западная Русь).Основными центрами Руси периода удельной раздробленности стали великие княжества Владимиро-Суздальское(с 1169 г., после победы его князя Андрея Боголюсбкого над Киевом, город Владимир стал номинальной столицей всей Руси), Киевское (по традиции Киев долго еще оставался культурным и церковным центром Руси, лишь в 1299 г.глава русской церкви – митрополит переехал во Владимир,)Галицко-Волынское на западе и Новгородская феодальная республика.

Владимиро-Суздальское княжество в период феодальной раздробленности.

Особенности развития: основная отрасль хозяйства-земледелие вследствие обилия плодородных земель, постоянный приток населения в поисках защиты от набегов кочевников, быстрый рост городов, расположение на пересечении торговых путей, неограниченный характер власти князя.

Политическая структура: Князь, Дружина, Вече, Бояре

Новгородская боярская республика в период феодальной раздробленности.

Особенности развития: ведущие отрасли хозяйства- торговля и ремесло, слабое развитие земледелия из-за суровых климатических условий, широкое развитие промыслов- солеварения, охоты и проч., особенное государственное управление, постоянная ориентация на европейские страны.

Политическая структура: Вече, Боярский совет, Тысяцкий, Посадник, Князь.

Последствия раздробленности:

Положительные: 1)развитие ремесла и торговли. 2)рост числа городов. 3)политическая стабилизация на местах. 4)расцвет культуры

Отрицательные: 1)отсутствие единой оборонной системы. 2)внешняя опасность для каждого княжества. 3)разорительные междоусобицы. 4)слабость центральной власти

10. Монголо-татарское нашествие и его последствия. Русь и Золотая Орда. В начале 13 в. в степях Центральной Азии монголо-татары образовали военно-феодальную державу. Это было объединение не единого народа, а десятков кочевых племен.В 1222 г. полчища Чингисхана вторглись в Закавказье, огнем и мечом прошли через Иран и Кавказ. Опустошив страну аланов (Осетия), монголы разгромили половцев и весной 1223 г. вышли к берегам Дона. Угроза монгольского завоевания нависла над половцами, которые обратились за помощью к русским князьям, предупреждая их о грозящей опасности. В условиях феодальной раздробленности далеко на все князья поддержали половцев. Объединенная русско-половецкая рать приняла сражение с основными силами монголов 31 мая 1223 г. на реке Калке. Сражение завершилось полной победой монголо-татар. Причиной поражения русских стало полное отсутствие общего командования.Спустя 13 лет, войско монголо-татар, которое возглавлял внук Чингисхана Батый, разгромив Волжскую Болгарию, начало завоевание Руси.В 1236 г. Батый вторгся на территорию Северо-Восточной Руси. Первой жертвой его нашествия стало Рязанское княжество. В условиях раздробленности каждое княжество оборонялось своими силами. Вслед за Рязанским войско Батыя завоевало Владимиро-Суздальское и Смоленское княжества.В 1239-1240 гг. Батый совершил второй поход на Русь. Под удар попали юго-западные княжества. Не встретив организованного сопротивления, он покорил Черниговское, Переяславское и Гапицинско-Волынское княжества. В 1242 г. Батый создал мощное государство - Золотую Орду, со столицей Сарай на Нижней Волге. На Руси было установлено монголо-татарское иго. Монголы сохранили на захваченных землях прежнюю систему государственного устройства и общественных отношений, но установили над ними контроль. Ханы орды стали выдавать разрешения (ярлыки) на великое княжение на Руси. Для сбора дани монголо-татары ввели институт баскаков (сборщиков дани). Вначале дань собирали натурой, затем деньгами.Монгольское завоевание привело к длительному экономическому, политическому и культурному упадку русских земель. Многие территории были разорены и опустошены, разрушены города, наиболее квалифицированные ремесленники увезены в Орду, начался демографический спад.Несмотря на всю тяжесть последствий монголо-татарского ига, Руси удалось сохранить свою государственность, религию и культуру.

Причины поражения Русских княжеств в борьбе с монголо-татарами:

Отсутствие единой русской армии, значительное численное превосходство монголов, высокое воинское мастерство монголов, раздробление и отсутствие единства в русских землях, жесточайшая дисциплина, царившая в монгольском войске, недостаток конных воинов в русских войсках.

Последствия Монголо-Татарского нашествия:

Миграция населения в северные районы, ослабление военного потенциала русских княжеств, упадок ремесла и торговли, обращение значительного числа населения в рабство, многочисленные жертвы среди мирного населения, консервация феодальной раздробленности, торможение развития товарно- денежных отношений, политическая зависимость русских князей, запустение сельскохозяйственных угодий, угон в Орду ремесленников.

11. Характерные черты развития основных стран Востока в XV-XVII вв

На Востоке к концу XV в. сложилось несколько регионов с развитой цивилизацией. На Ближнем и Среднем Востоке - Османская империя; на Юге, Юго-Востоке, Дальнем Востоке - Индия, Китай, Япония и др. Ученые считают, что модели позднего феодализма в ряде восточных стран обладали определенным потенциалом для капиталистической эволюции. Уровень развития производительных сил в некоторых восточных странах в XV-XVII вв. не уступал европейскому, но тем не менее эти страны не только не создали нового типа экономики, но часто даже регрессировали. Некоторые общие причины этого заключаются в особенностях социально-политического устройства, духовном своеобразии восточного типа общества. Но каждая восточная страна настолько специфична, что характерные черты Востока, общее и особенное можно понять лишь при рассмотрении исторического процесса в отдельных странах.

Одним из крупнейших государств на Востоке была Османская империя, достигшая своего могущества в XVI в. при султане Сулеймане I, прозванном Великим турком. Ее владения раскинулись в Азии, Африке, Европе. Мощный турецкий флот контролировал почти весь Средиземноморский бассейн. Расцвет Османской империи базировался на ограблении завоеванных территорий.

Наличие городов, высокий уровень развития ремесла, товарно-денежных отношений сами по себе еще не создавали предпосылок для формирования нового типа экономики. Частнособственнические отношения хотя и существовали в Османской империи, но не были достаточно юридически защищены. Во второй половине XVI в. здесь усилился процесс формирования частной собственности. Владельцы военных ленов - спахии - уклонялись от выполнения военных обязанностей, стремились превратить земельные пожалования в наследственную собственность. В конце XVI в. был снят запрет на сосредоточение нескольких ленов в одних руках, что привело к созданию крупных поместий. Усиливается экономическое могущество мусульманского духовенства. В формировании новых землевладельцев принял участие торговый и ростовщический капитал. Пользуясь привилегированным положением, янычары также приобретали землю, занимались ремеслом, торговлей. Все это разрушало военно-феодальную систему. Сформировались новые землевладельцы, которые не несли военных обязанностей, но пользовались широкими феодальными правами, что привело к росту произвольных поборов, налогов. Происходит «второе издание крепостничества» в турецком варианте.

Главным фактором, сдерживающим развитие новых тенденций, была деспотическая власть, не ограниченная законом. Сама специфика образования Османской империи побуждала власть к активному административному вмешательству в экономический процесс. В условиях длительного расширения государственных территорий путем завоеваний был необходим разветвленный бюрократический аппарат (для сбора налогов, пошлин, дани и т. д). Консолидация господствующих слоев на базе бюрократического аппарата позволяла поддерживать высокий уровень эксплуатации непосредственных производителей, что затрудняло их вовлечение в новые экономические отношения.

Другим фактором, сдерживающим капиталистическое развитие на мусульманском Востоке, было отсутствие этнического и культурного единства, необходимого для формирования национальной государственности и рынка. Сопровождавшие процесс завоеваний разрушение материальных и культурных ценностей, изменение частнособственнических отношений, национальная и религиозная рознь привели к усилению внеэкономического принуждения и давления на непосредственных производителей и в конечном итоге к рефеодализации.

С конца XVI в. завоевания турок-османов прекратились. Наступил столетний период, получивший название в турецкой истории «эпохи остановки». Влияние Османской империи в Европе стало падать. В XVII в. здесь ей противостояли уже консолидировавшиеся национальные государства. Рост национального самосознания покоренных турками балканских народов, их стремление к независимости создавали благоприятные возможности для формирования антитурецких коалиций. Созданная в конце XVII в. «Священная лига» в составе Австрии, Польши, Венеции и России нанесла несколько поражений туркам. Карловицкий конгресс 1698-1699 гг., подведя итоги крупным территориальным потерям Османской империи в Европе, означал начало нового этапа в турецкой истории - «эпохи отступления».

Китайская модель феодализма, несмотря на специфические черты, отличающие ее от мусульманского мира, также характеризовалась статичностью общественной системы, что обусловило подавление импульсов нового типа развития. Ученые считают, что социально-экономическое развитие Китая в эпоху Мин (1368-1644), начавшуюся после освобождения от монгольских завоевателей, способствовало формированию необходимых предпосылок для капиталистической эволюции. Многие технические открытия были сделаны в Китае раньше, чем в Европе. Например, когда в Португалии только овладевали технологией строения многомачтовых судов, в Китае их производство осуществлялось уже несколько веков. Значительное распространение в Китае получили частновладельческие отношения (существовало право наследования земельной собственности бюрократией и помещиками, крестьянская наследственная аренда).

В начале XVII в. в Китае особенно усилился процесс концентрации земель в руках крупных землевладельцев. Широкое распространение получили частные мануфактуры, особенно в шелкоткацком, хлопчатобумажном, фарфоровом, железоделательном производстве. В земледелии, ремесленном производстве применялся наемный труд. В государственном ремесле и мануфактурах началась частичная отмена отработочной системы.

В то же время, гипертрофированное развитие государства, его вмешательство в экономику стали препятствием на пути становления новой, капиталистической системы отношений. Императорская власть в Китае, несмотря на деспотический характер, представляла собой более «мягкий» вариант по сравнению с мусульманской моделью. Гражданская власть в Китае доминировала над военной. Опасаясь усиления роли военной элиты в результате морских экспедиций Китая в XV в., гражданская бюрократия добилась ограничения военных операций и расходов, взяла курс на изоляцию страны.

Несмотря на наличие денежного обращения и элементы рыночного хозяйства, китайская экономика носила распределительный характер. Через налоговую систему государство распределяло прибавочный продукт в свою пользу. Государственная монополия на многие товары (соль, чай, шелк, фарфор, железо и др.) и на торговлю с иностранцами способствовала тому, что производство продолжало ориентироваться на создание потребительских стоимостей, а не товаров. В таких условиях бюрократия могла обогащаться и без идейных и технических нововведений, и без военных экспедиций.

Ограничивающее воздействие на развитие новой системы общественных отношений оказывала и идеология конфуцианства с ее ориентацией на чинопочитание, соблюдение традиций. В такой культурно-психологической среде нельзя было достичь повышения социального статуса приобретением богатства в результате частнопредпринимательской деятельности.

Глубокий кризис империи Минь в конце XVI-XVII вв., вызванный обострением внутренних противоречий и нападениями с 1618 г. маньчжурских племен, привел к острой борьбе не только внутри правящего класса, что проявилось в дворцовых переворотах, но и к массовым вооруженным выступлениям горожан и крестьян. На севере Китая восстания крестьян слились в крестьянскую войну (1628-1645 гг.), которая привела к свержению династии Минь. В такой ситуации часть феодальной элиты, прибегнув к помощи маньчжурских племен в разгроме восстаний, способствовала захвату Китая маньчжурскими завоевателями и приходу к власти маньчжурской династии Цин, просуществовавшей в Китае до 1911 г.

Отличная от традиционного Востока общественная структура сложилась в Японии. Здесь на протяжении всего средневековья не сформировался механизм центральной деспотической власти. Напротив, сложилась дифференциация светской (сёгунат) и духовной (император) власти. Установление власти сёгуна над всей страной в конце XIV в. означало возвышение военно-феодального сословия в противовес старой аристократии во главе с императором. Компромисс этих двух сил выражался в частичном сохранении владельческих прав на землю аристократии и храмов и в номинальном сохранении императорской династии.

С конца XV в. в Японии началось укрупнение феодальной собственности. На смену среднему феодальному землевладению приходят крупные - княжества. Укрепление их мощи вело к ослаблению центральной власти. Ученые усматривают на этом этапе развития близость японской и западноевропейской моделей феодализма, что подтверждается отсутствием сильной централизованной власти, характером зависимости крестьян от феодалов, утверждением полного или ограниченного самоуправления ряда городов, появление буддийской секты икко, исповедующей рационалистическую философию.

Острые социальные конфликты XV-XVI вв. свидетельствовали о наличии социальных групп, готовых поддержать переход к новой системе отношений. Самые крупные восстания в это время проходили под знаменем секты икко, деятельность которой представляла собой японский вариант религиозной реформации. Социальной опорой секты икко были широкие слои укреплявшегося среднего крестьянства, боровшегося за узаконение своих прав на землю, а также часть мелких, средних феодалов и духовенства.

Как и в Европе, усилившийся сепаратизм японских князей привел к полосе тяжелых междоусобных войн. Дальнейший рост общественного разделения труда, развитие городов, обострение социальной борьбы диктовали необходимость объединения княжеств и создания единой централизованной власти. Наметившиеся в первой половине XVI в. тенденции к объединению страны вылились в мощное объединительное движение, завершившееся в начале XVII в. с приходом к власти династии сёгунов Токугава, правившей в Японии до 1867 г.

Однако процесс объединения страны сопровождался укреплением и частичным обновлением феодальных порядков применительно к новому уровню развития. Княжества стали административно-хозяйственными единицами. Была установлена система жесткого контроля над князьями для предотвращения их заговоров. Была введена строго регламентированная система четырех сословий (самураев, крестьян, ремесленников и торговцев). Крестьянские волнения были жестоко подавлены. В ходе кадастровой переписи земель крестьяне были прикреплены к земле. Законодательно установлены подати, отчуждавшие у крестьян от 40% урожая и выше. Были лишены прав вольные города, введен контроль над городами, внутренней и внешней торговлей. Развитие торгово-ростовщического капитала ограничивалось, регламентировалась деятельность купечества.

Беспокойство японских властей стали вызывать и европейцы. Появившиеся в Японии в середине XVI в. (в 1542 г. - португальцы) вели в основном посредническую торговлю товарами стран Азии. Но европейцы, выполняя миссионерскую роль, с конца XVI в. начали распространять христианство в Японии, что встречало сопротивление буддийской церкви, выступавшей в поддержку центральной власти. Усмотрев в подобной деятельности опасность иноземного вторжения, японское правительство в 30-х гг. XVII в. ввело политику самоизоляции Японии от внешнего мира. Иностранным судам (за исключением голландских и китайских) было запрещено заходить в Японию.

Несмотря на то, что предпринятые меры привели к подавлению импульсов нового развития, сам факт объединения страны, прекращение междоусобиц, определенные аграрные преобразования привели к заметному росту экономики. Но на рубеже XVII- XVIII вв. начался упадок феодальной Японии.

Таким образом, если на Западе в XVI-XVII вв. наблюдается технический прогресс, формирование нового типа экономики и социальных отношений, то на Востоке происходит в конечном итоге замедление социально-экономического развития, несмотря на аналогичный или даже более высокий исходный уровень развития производительных сил. Причины различий лежат в политической, идеологической и социокультурной среде. Отсутствие на Востоке некоторых подобных европейским институтов, и тенденций свидетельствует не об отставании, а об особенностях восточного типа общества. Социально-политическая структура и духовно-психологическая атмосфера в восточных странах не только не благоприятствовала созданию нового типа экономики, но и постоянно блокировала импульсы нового развития, что замедляло общественное разделение труда и технический прогресс. Восточное общество в силу полной подконтрольности бюрократии, заинтересованной только в своем собственном воспроизводстве, не смогло создать независимых от центральной власти новых социальных слоев.

13. Основные этапы образования Московского централизованного государства и их характеристика кратко

Этап 1.
Возвышение Москвы (конец XIII - начало XIV вв.) . К концу XIII в. старые города Ростов, Суздаль, Владимир теряют былое значение. Возвышаются новые города Москва и Тверь.
Этап 2.
Москва - центр борьбы с монголо-татарами (вторая половина ХIV - первая половина ХV вв.) . Усиление Москвы продолжалось при детях Ивана Калиты - Симеоне Гордом (1340-1353 гг.) и Иване II Красном (1353-1359 гг.) . Куликовская битва.
Этап 3.
Завершение образования Русского централизованного государства (конец ХУ - начало ХVI вв.) . Объединение русских земель завершилось при правнуке Дмитрия Донского Иване III (1462 - 1505 гг.) и Василии III (1505 - 1533 гг.) .
Иван III присоединил к Москве весь Северо-Восток Руси: в 1463 г. - Ярославское княжество, в 1474 г. - Ростовское. После нескольких походов в 1478 г. окончательно была ликвидирована самостоятельность Новгорода.

Историки выделяют три основных этапа объединения земель вокруг Московского княжества. (см. прил 2.)

1. Первый этап объединения (первая половина XIV в.) связан с деятельностью Московских князей Даниила Александровича (1276-1303) и Ивана Даниловича Калиты (1325-1340). Даниил Александрович расширил территорию своего удела, добился контроля над рекой Москвой. В 1301 году он занимает Коломну. В 1302 году получает по завещанию Переяславский удел. В 1303 году присоединяет к Москве Можайск. При Юрии Даниловиче (1303-1325) Московское княжество стало одним из самых сильных в Северо-Восточной Руси, он смог получит ярлык на великое княжение. В 1325 году Юрий был убит тверским князем Дмитрием. Претензии тверских князей становятся главной преградой собирания русских земель вокруг Москвы. Ивану Калите удалось вывести Тверь из политической борьбы. В 1328 году он получил ярлык на Великое княжение, добился отмены системы баскачества и взял сбор ордынской дани с Руси на себя. В результате в течение 40 лет на Руси не появлялись татары, был обеспечен хозяйственный подъем и созданы экономические условия для объединения и перехода во второй половине XIV в. к вооруженной борьбе с татарами. Иван Данилович приобрел и присоединил к Москве Галицкое, Белозерское и Углическое княжества .

2. Второй этап объединения (вторая половина XIV - первая половина XV вв.) связан с деятельностью московского князя Дмитрия Ивановича Донского (1359-1389), его сына Василия I (1389-1425) и внука Василия II Темного (1425-1462). В это время возникает осознание необходимости объединения, создания сильного единого государства и свержения власти монголо-татарских ханов. Главным успехом в правлении Дмитрия Ивановича стала первая крупная победа над татарами на Куликовом поле 8 сентября 1380 года, положившая начало процессу свержения татарского ига. За эту победу Дмитрий был назван Донским. После битвы Москва была признана как центр складывающегося единого государства. Сын Дмитрия Донского Василий I сумел упрочить положение Москвы как центра русских земель. Он присоединил Нижегородское, Муромское, Тарусское княжества, некоторые владения Великого Новгорода. Дальнейшее объединение и освобождение русских земель было замедлено жестокой княжеской междоусобицей второй четверти XV в., получившей название феодальной войны. Поводом для нее послужил династический конфликт между князьями московского дома. После смерти сына Дмитрия Донского Василия I претендентами на престол стали его 9-летний сын Василий и брат Юрий Дмитриевич. По завещанию Донского после смерти Василия I престол должен был перейти к Юрию Дмитриевичу, но не было оговорено, что делать, если у Василия родиться сын. Силы в начавшейся борьбе были не равны: Юрий был известен как храбрый воин, строитель крепостей и храмов, а опекуном 9-летнего мальчика был великий князь литовский Витовт. Смерть Витовта в 1430 году развязала Юрию руки.