Великая Отечественная война оставила неизгладимый след в истории и судьбах людей. Многие потеряли близких людей, которые были убиты или замучены. В статье мы рассмотрим концлагеря фашистов и те зверства, что творились на их территориях.
Что такое концлагерь?
Концлагерь или концентрационный лагерь - специальное место, предназначенное для заключения лиц следующих категорий:
- политические заключенные (противники диктаторского режима);
- военнопленные (захваченные солдаты и мирные жители).
Концлагеря фашистов печально прославились нечеловеческой жестокостью к узникам и невозможными условиями содержания. Появляться эти места заключения стали еще до прихода Гитлера к власти, и уже тогда делились на женские, мужские и детские. Содержались там, в основном, евреи и противники нацистского строя.
Жизнь в лагере
Унижения и издевательства для заключенных начинались уже с момента транспортировки. Людей перевозили в товарных вагонах, где не было даже проточной воды и отгороженного отхожего места. Естественную нужду узники должны были справлять публично, в бак, стоящий посреди вагона.
Но это было только начало, множество издевательств и мучений готовили для неугодных нацистскому режиму концлагеря фашистов. Пытки женщин и детей, медицинские эксперименты, бесцельная изнуряющая работа - вот далеко не весь перечень.
Об условиях содержания можно судить по письмам заключенных: «жили в адских условиях, оборванные, разутые, голодные… меня постоянно и жестоко избивали, лишали питания и воды, подвергали пыткам…», «Расстреливали, секли, травили собаками, топили в воде, забивали палками, морили голодом. Заражали туберкулезом… душили циклоном. Отравляли хлором. Жгли…».
С трупов снимали кожу и срезали волосы - все это потом использовалось в текстильной промышленности Германии. Ужасающими опытами над заключенными прославился врач Менгеле, от чьей руки погибли тысячи человек. Он исследовал психическое и физическое истощение организма. Проводил эксперименты над близнецами, в ходе которых им пересаживали органы друг от друга, переливали кровь, сестер принуждали рожать детей от собственных братьев. Делал операции по смене пола.
Подобными издевательствами прославились все фашистские концлагеря, названия и условия содержания в основных из них мы рассмотрим ниже.
Лагерный рацион
Обычно дневной рацион в лагере был следующим:
- хлеб - 130 гр;
- жир - 20 гр;
- мясо - 30 гр;
- крупа - 120 гр;
- сахар - 27 гр.
Хлеб выдавался на руки, а остальные продукты шли на приготовление пищи, которая состояла из супа (выдавали 1 или 2 раза в день) и каши (150 - 200 гр). Надо отметить, что подобный рацион предназначался только для работающих. Те же, кто по какой-то причине оставался не занят, получал и того меньше. Обычно их порция состояла только из половинной порции хлеба.
Список концентрационных лагерей разных стран
На территориях Германии, союзных и захваченных стран создавались фашистские концлагеря. Список их немал, но назовем основные:
- На территории Германии - Галле, Бухенвальд, Котбус, Дюссельдорф, Шлибен, Равенсбрюк, Эссе, Шпремберг;
- Австрии - Маутхаузен, Амштеттен;
- Франции - Нанси, Реймс, Мюлуз;
- Польши - Майданек, Красник, Радом, Освенцим, Пшемысль;
- Литвы - Димитравас, Алитус, Каунас;
- Чехословакии - Кунта-гора, Натра, Глинско;
- Эстонии - Пиркуль, Пярну, Клоога;
- Беларуси - Минск, Барановичи;
- Латвии - Саласпилс.
И это далеко не полный список всех концентрационных лагерей, что были построены фашистской Германией в довоенные и военные годы.
Саласпилс
Саласпилс, можно сказать, самый страшный концлагерь фашистов, потому что, кроме военнопленных и евреев, в нем содержали и детей. Располагался он на территории оккупированной Латвии и был центральным восточным лагерем. Находился недалеко от Риги и функционировал с 1941 (сентябрь) по 1944 год (лето).
Детей в этом лагере не только содержали отдельно от взрослых и массово уничтожали, а использовали как доноров крови для немецких солдат. Каждый день у всех детей забирали около полулитра крови, что приводило к быстрой гибели доноров.
Саласпилс не был похож на Освенцим или Майданек (лагеря уничтожения), где людей сгоняли в газовые камеры, а затем сжигали их трупы. Он был направлен на медицинские исследования, в ходе которых погибло более 100 000 людей. Саласпилс был не такой, как другие концлагеря фашистов. Пытки детей здесь были обыкновенным делом, которое проходило по расписанию с тщательной записью результатов.
Опыты над детьми
Показания свидетелей и результаты расследований выявили следующие способы истребления людей в лагере Саласпилс: избиение, голод, отравление мышьяком, впрыскивание опасных веществ (чаще всего детям), проведение хирургических операций без обезболивающих, выкачивание крови (только у детей), расстрелы, пытки, бесполезный тяжелый труд (перенос камней с места на место), газовые камеры, закапывание заживо. В целях экономии боеприпасов уставом лагеря было предписано убивать детей только прикладами. Зверства фашистов в концлагерях превзошли все, что видело человечество в Новом времени. Подобное отношение к людям не может быть оправдано, потому что нарушает все мыслимые и немыслимые моральные заповеди.
Дети недолго оставались с матерями, обычно их быстро забирали и распределяли. Так, дети до шестилетнего возраста находились в специальном бараке, где их заражали корью. Но не лечили, а усугубляли заболевание, например, купанием, отчего дети гибли за 3 - 4 дня. Таким способом немцы умертвили более 3 000 человек в течение одного года. Тела умерших частью сжигали, а частью закапывали на территории лагеря.
В Акте Нюрнбергского процесса «об истреблении детей» приводились следующие числа: при раскопке только пятой части территории концлагеря было обнаружено 633 детских тела в возрасте от 5 до 9 лет, расположенных слоями; также была найдена площадка, пропитанная маслянистым веществом, где были найдет останки несгоревших детских костей (зубы, ребра, суставы и т.д.)
Саласпилс поистине самый страшный концлагерь фашистов, потому что описанные выше зверства - далеко не все мучения, которым подвергались заключенные. Так, зимой привезенных детей босыми и голыми гнали до барака полкилометра, где они должны были вымыться в ледяной воде. После этого тем же способом гнали детей в следующее здание, где их держали в холоде по 5-6 дней. При этом возраст старшего ребенка не достигал даже 12 лет. Все, кто выжил после этой процедуры, подвергались еще и травлению мышьяком.
Детей грудного возраста держали отдельно, проводили им впрыскивания, от которых ребенок в мучениях погибал за несколько дней. Давали кофе и отравленные каши. От экспериментов в день умирало около 150 детей. Тела погибших выносились в больших корзинах и сжигались, сбрасывались в выгребные ямы или были закопаны недалеко от лагеря.
Равенсбрюк
Если мы начнем перечислять женские концлагеря фашистов, то Равенсбрюк будет стоять на первом месте. Это был единственный лагерь такого типа на территории Германии. Он вмещал тридцать тысяч заключенных, но к концу войны был переполнен на пятнадцать тысяч. В основном содержались русские и польские женщины, евреек насчитывалось примерно 15 процентов. Прописанных указаний, касающихся пыток и истязаний, не было, линию поведения надсмотрщицы выбирали сами.
Прибывающих женщин раздевали, обривали, мыли, выдавали робу и присваивали номер. Также на одежде указывалась расовая принадлежность. Люди превращались в обезличенный скот. В небольших бараках (в послевоенные годы в них жили по 2-3 семьи беженцев) содержалось примерно триста заключенных, которые размещались на трехэтажных нарах. Когда лагерь был переполнен, в эти клетушки сгоняли до тысячи человек, которым приходилось спать всемером на одних нарах. В бараках было несколько туалетов и умывальник, но их было настолько мало, что полы через несколько дней были усеяны экскрементами. Такую картину представляли практические все концлагеря фашистов (фото, представленные здесь - лишь малая доля всех ужасов).
Но в концлагерь попадали не все женщины, предварительно производился отбор. Сильных и выносливых, годных для работы, оставляли, а остальные уничтожались. Трудились заключенные на стройках и пошивочных мастерских.
Постепенно Равенсбрюк был укомплектован крематорием, как и все концлагеря фашистов. Газовые камеры (прозванные заключенными душегубками) появились уже под конец войны. Пепел из крематориев отправлялся на близлежащие поля в качестве удобрений.
Проводились в Равенсбрюке и опыты. В специальном бараке, называвшемся «лазарет», немецкие ученые испытывали новые лекарственные препараты, предварительно заражая или калеча подопытных. Выживших было немного, но и те до конца жизни страдали от перенесенного. Также проводились эксперименты с облучением женщин рентгеновскими лучами, от которых выпадали волосы, пигментировалась кожа, наступала смерть. Проводились вырезания половых органов, после которых выживали немногие, да и те быстро старели, и в 18 лет выглядели как старухи. Подобные опыты проводили все концлагеря фашистов, пытки женщин и детей - главное преступление нацистской Германии против человечества.
На момент освобождения концлагеря союзниками там оставалось пять тысяч женщин, остальные были убиты или перевезены в другие места заключения. Пришедшие в апреле 1945 года советские войска приспособили лагерные бараки для поселения беженцев. Позднее Равенсбрюк превратился в пункт дислокации советских военных частей.
Концлагеря фашистов: Бухенвальд
Строительство лагеря началось в 1933 году, рядом с городком Веймар. Вскоре начали прибывать советские военнопленные, ставшие первыми заключенными, они и достраивали «адский» концлагерь.
Строение всех сооружений было строго продумано. Сразу за воротами начинался «Appelplat» (плац), специально предназначенный для построения узников. Вместимость его составляла двадцать тысяч человек. Недалеко от ворот был карцер для допросов, а напротив располагалась канцелярия, где обитали лагерфюрер и дежурный офицер - лагерное начальство. Глубже находились бараки для заключенных. Все бараки были пронумерованы, насчитывалось их 52. При этом для жилья предназначалось 43, а в остальных были устроены мастерские.
Страшную память оставили после себя концлагеря фашистов, названия их до сих пор вызывают во многих страх и оторопь, но самый ужасающий из них - Бухенвальд. Самым страшным местом считался крематорий. Туда приглашали людей под предлогом медицинского осмотра. Когда заключенный раздевался, его расстреливали, а тело отправляли в печь.
В Бухенвальде содержались только мужчины. При прибытии в лагерь им присваивался номер на немецком языке, который нужно было выучить за первые сутки. Работали узники на Густловском заводе по производству оружия, который располагался в нескольких километрах от лагеря.
Продолжая описывать концлагеря фашистов, обратимся к так называемому «малому лагерю» Бухенвальда.
Малый лагерь Бухенвальда
«Малым лагерем» называлась карантинная зона. Условия жизни здесь были, даже в сопоставлении с главным лагерем, просто адские. В 1944 году, когда немецкие войска начали отступать, в этот лагерь свезли заключенных из Освенцима и лагеря Компьень, в основном это были советские граждане, поляки и чехи, позднее и евреи. Места всем не хватало, поэтому часть узников (шесть тысяч человек) была размещена в палатках. Чем ближе был 1945 год, тем больше становилось перевезенных пленных. А между тем, «малый лагерь» включал 12 бараков размером 40 х 50 метров. Пытки в концлагерях фашистов были не только специально запланированными или с научной целью, пыткой была сама жизнь в таком месте. В бараках проживало по 750 человек, их ежедневная пайка состояла из небольшого кусочка хлеба, неработающим больше не полагалось.
Отношения среди заключенных были жесткие, задокументированы случаи каннибализма, убийства за чужую порцию хлеба. Распространенной практикой было хранить тела умерших в бараках, чтобы получать их пайку. Одежда покойника делилась между его сокамерниками, часто за нее дрались. Из-за подобных условий в лагере были распространены инфекционные заболевания. Прививки только усугубляли ситуацию, так как инъекционные шприцы не менялись.
Всю бесчеловечность и ужас концлагеря фашистов фото просто не в состоянии передать. Рассказы же свидетелей не предназначены для слабонервных. В каждом лагере, не исключая и Бухенвальд, были медицинские группы врачей, которые проводили на заключенных опыты. Надо отметить, что полученные ими данные позволили немецкой медицине шагнуть далеко вперед - ни в одной стране мира не было такого количество подопытных людей. Другой вопрос, стоило ли это миллионов замученных детей и женщин, тех нечеловеческих страданий, что пережили эти ни в чем не повинные люди.
Заключенных облучали, ампутировали здоровые конечности и вырезали органы, стерилизовали, кастрировали. Проверяли, как долго человек способен выдерживать сильный холод или жару. Специально заражали болезнями, вводили экспериментальные лекарства. Так, в Бухенвальде разрабатывалась противотифозная вакцина. Кроме тифа, заключенных инфицировали оспой, желтой лихорадкой, дифтерией, паратифом.
С 1939 года лагерем управлял Карл Кох. Его жена, Ильза, была прозвана «бухенвальдской ведьмой» за любовь к садизму и нечеловеческим издевательствам над заключенными. Ее боялись больше, чем мужа (Карла Коха) и нацистских медиков. Позднее ее прозвали «фрау Абажур». Этому прозвищу женщина обязана тем, что делала из кожи убитых пленных различные декоративные вещи, в частности, абажуры, которыми очень гордилась. Больше всего ей нравилось использовать кожу русских пленных с татуировками на спине и груди, а также кожу цыган. Вещи из такого материала казались ей наиболее изящными.
Освобождение Бухенвальда произошло 11 апреля 1945 года руками самих же узников. Узнав о подходе союзных войск, они обезоружили охрану, взяли в плен лагерное руководство и двое суток управляли лагерем, пока не подошли американские солдаты.
Освенцим (Аушвиц-Биркенау)
Перечисляя концлагеря фашистов, Освенцим невозможно обойти стороной. Это был один из крупнейших концентрационных лагерей, в котором погибло по разным данным от полутора до четырех миллионов человек. Точные данные о погибших так и остались не выяснены. В основном жертвами были еврейские военнопленные, которые уничтожались сразу по прибытии в газовых камерах.
Сам комплекс концентрационных лагерей носил название Аушвиц-Биркенау и располагался в предместьях польского города Освенцима, чье название стало нарицательным. Над лагерными воротами были выгравированы следующие слова: «Труд освобождает».
Этот огромный комплекс, построенный в 1940 году, состоял из трех лагерей:
- Аушвиц I или главный лагерь - здесь размещалась администрация;
- Аушвиц II или «Биркенау» - был назван лагерем смерти;
- Аушвиц III или Буна Моновиц.
Изначально лагерь был небольшим и предназначался для политических заключенных. Но постепенно в лагерь прибывали все новые и новые пленные, 70% из которых уничтожались сразу. Многие пытки в концлагерях фашистов были заимствованы именно из Освенцима. Так, начала функционировать в 1941 году первая газовая камера. Использовался газ «Циклон Б». Впервые опробовано страшное изобретение было на советских и польских заключенных общей численностью около девятисот человек.
Аушвиц II начал свое функционирование с 1 марта 1942 года. Его территория включала четыре крематория и две газовые камеры. В этом же году начались медицинские эксперименты над женщинами и мужчинами по стерилизации и кастрации.
Вокруг Биркенау постепенно образовывались небольшие лагеря, где содержались заключенные, работающие на заводах и шахтах. Один из таких лагерей, постепенно разросшись, и стал называться Аушвиц III или Буна Моновиц. Здесь содержалось примерно десять тысяч пленных.
Как любые концлагеря фашистов, Освенцим хорошо охранялся. Контакты с внешним миром были под запретом, территорию окружал забор из колючей проволоки, вокруг лагеря на расстоянии километра выставлялись караульные посты.
На территории Освенцима непрерывно работало пять крематориев, которые, по подсчетам специалистов, обладали месячной производительностью примерно в 270 тысяч трупов.
27 января 1945 года советскими войсками был освобожден лагерь Аушвиц-Биркенау. К тому времени в живых осталось примерно семь тысяч пленников. Такое малое количество выживших связано с тем, что примерно за год до этого в концлагере начались массовые убийства в душегубках (газовых камерах).
С 1947 года на территории бывшего концентрационного лагеря начал функционировать музей и мемориальный комплекс, посвященный памяти всем погибшим от рук фашистской Германии.
Заключение
За все время войны по статистике в плену оказалось примерно четыре с половиной миллиона советских граждан. В основном это были мирные жители с оккупированных территорий. То, что пережили эти люди, сложно даже представить. Но не только издевательства фашистов в концлагерях суждено было им снести. Благодаря Сталину после освобождения, вернувшись домой, они получили клеймо «предатели». На родине их ждал ГУЛАГ, а их семьи были подвергнуты серьезным репрессиям. Один плен сменился для них другим. В страхе за свою жизнь и жизни близких, они меняли фамилии и всячески пытались скрыть пережитое.
До недавнего времени информация о судьбах заключенных после освобождения не афишировалась и замалчивалась. Но люди, пережившее такое, просто не должны быть забыты.
Фашисты на протяжении оккупации территории СРСР постоянно прибегали к разнообразного рода пыткам. Все пытки были разрешены на государственном уровне. Закон также постоянно усиливал репрессии по отношению к представителям не арийской нации - пытки имели идеологическую основу.
Наиболее жестоким пыткам подвергались военнопленные и партизаны, а также женщины. Примером нечеловеческих пыток женщин фашистами, можно назвать действия, которые немцы применяли к пленной подпольщице Анеле Чулицкой.
Эту девушку фашисты каждое утро запирали в камере, где она подвергалась чудовищным побоям. Остальные пленные слышали ее крики, которые раздирали душу. Анель выносили уже, когда та потеряла сознание и бросали, словно мусор в общую камеру. Остальные пленные женщины пытались облегчить ее боль благодаря компрессам. Анель рассказывала пленным, что ее подвешивали к потолку, вырезали куски кожи и мышц, избивали, насиловали, ломали кости и вводили воду под кожу.
В конце концов, Анель Чулицкую убили, последний раз ее тело видели изуродованным практически до неузнаваемости, у нее были отрублены руки. Ее тело долгое время висело на одной из стен коридора, как напоминание и предупреждение.
Немцы прибегали к пыткам даже за пение в камерах. Так Тамару Русову избили за то, что та пела песни на русском языке.
Довольно таки часто к пыткам прибегали не только гестапо и военные. Пленных женщин пытали также и немецкие женщины. Есть сведенья, в которых говорится о Тане и Ольге Карпинскими, которых изуродовала до неузнаваемости некая фрау Босс.
Фашистские пытки были разнообразные, и каждая из них была бесчеловечней другой. Часто женщинам не давали спать несколькими сутками, даже неделей. Лишали их воды, женщины страдали от обезвоживания, а немцы заставляли их пить очень соленую воду.
Женщины очень часто были в подполье, а борьба против подобных действий сильно наказывалась со стороны фашистов. Подполье всегда пытались подавить как можно быстрее и ради этого прибегали к таким жестоким мерам. Также женщины работали в тылу у немцев, добывали различные сведенья.
В основном пытки проводили солдаты гестапо (полиция Третьего Рейха), а также солдаты СС (элитные бойцы, подчиняющиеся лично Адольфу Гитлеру). Кроме того к пытками прибегали так называемые«полицаи» - коллаборационисты, которые контролировали порядок в поселениях.
Женщины страдали больше чем мужчины, так как поддавались постоянным сексуальным домогательствам и многочисленным изнасилованиям. Нередко изнасилования были групповыми. После подобных издевательств девушек зачастую убивали, чтобы не оставлять следов. Кроме этого их травили газом, заставляли хоронить трупы.
Как вывод, можно сказать, что фашистские пытки касались не только военнопленных и мужчин в целом. Наиболее жестокими фашисты были именно к женщинам. Многие солдаты нацистской Германии часто насиловали женское население оккупированных территорий. Солдаты искали способа «развлечься». Кроме того никто не мог мешать нацистам делать это.
Топот многих ног, какое-то шуршанье, будто протащили что-то по каменному полу, глухие возгласы. И вдруг над всем этим отчаянный дискантовый крик. Он долго тянется на одной ноте и наконец неожиданно обрывается.
Все понятно. Кто-то сопротивляется. А его все-таки тащат в карцер. Опять кричит. Замолчала. Заткнули рот кляпом.
Только бы не сойти с ума. Все что угодно, только не это. «Не дай мне Бог сойти с ума. Нет, лучше посох и сума…» А ведь первый признак надвигающегося безумия – это, наверно, именно желание вот так завыть на одной ноте. Это надо преодолеть. Работой мозга. Когда мозг занят делом, он сохраняет равновесие. И я снова читаю наизусть и сочиняю сама стихи. Потом повторяю их много раз, чтобы не забыть. И главным образом, чтобы не слышать, не слышать этого крика.
Но он все продолжается. Пронизывающий, утробный, почти неправдоподобный. Он заполняет все вокруг, делается осязаемым, скользким. По сравнению с ним вопли роженицы кажутся оптимистической мелодией. Ведь в криках роженицы затаена надежда на счастливый исход. А тут великое отчаяние.
Меня охватывает такой страх, какого я еще не испытывала с самого начала моих странствий по этой преисподней. Мне кажется – еще секунда, и я начну так же вопить, как эта неизвестная соседка по карцеру. А тогда уж обязательно соскользнешь в безумие.
Но вот однотонный вой начинает перемежаться какими-то выкриками. Слов разобрать не могу. Встаю со своего ложа и, волоча за собой огромные лапти, подползаю к двери, прикладываю к ней ухо. Надо разобрать, что кричит эта несчастная.
– Ты что? Упала, что ль? – раздается из коридора. Ярославский снова приоткрывает на минуту дверную форточку. Вместе с полоской света в мое подземелье вливаются довольно ясно произнесенные слова на каком-то иностранном языке. Уж не Каролла ли это? Нет, на немецкий не похоже.
У Ярославского расстроенное лицо. Ох, какая это все постылая обуза для мужицкого сына с поросячьей белобрысой щетинкой на щеках! Уверена, что если бы он не боялся проклятого Сатрапюка, помог бы и мне, и той, кричащей.
В данный момент Сатрапюка, видно, нет поблизости, потому что Ярославский не торопится захлопывать форточку. Он придерживает ее рукой и шепотом бубнит:
– Завтра срок тебе. Назад в камеру пойдешь. Перетерпи уж ночку-то. А может, возьмешь хлеб-то, а?
Мне хочется поблагодарить его и за эти слова, и особенно за выражение его лица, но я боюсь спугнуть его какой-нибудь недопустимой фамильярностью. Но все-таки решаюсь прошептать:
– Чего она так? Страшно слушать…
Ярославский машет рукой.
– Кишка у них больно тонка, у заграничных-то этих! Вовсе никакого терпенья нет. Ведь только-только посадили, а как разоряется. Наши-то, русские, небось все молчком. Ты-то вон пяты сутки досиживаешь, а молчишь ведь…
И в этот момент я ясно различаю доносящиеся откуда-то вместе с протяжным воем слова «коммунисто итальяно», «коммунисто итальяно…».
Так вот кто она! Итальянская коммунистка. Наверно, бежала с родины, от Муссолини, так же как бежала от Гитлера Клара, одна из моих бутырских соседок. Евгения Гинзбург — «Крутой маршрут» Отрывок.
Прошло полгода, и большевики, зализав раны, начали наступление на казалось бы непобедимую армию Гитлера. Неприютно стало на душе у Назарова даже тогда, когда он напивался до бесчувствия, чтобы не вспоминать о невинно убиенных там, в Белоруссии. Ну не считал он жидов гадами, ведь тот михайловский доктор, который спас ногу Филимону, был самый настоящий еврей. Таких еще презрительным словом «интеллигенция» называют. Оксана тоже много пила, и ее разудалые песни уже более не нравились местному начальнику комендатуры.
«Эх, Василисушка, – опасливо косясь на храпящую женщину, плакал по ночам Филька, – на кого я тебя оставил»!
А утром он тяжело вставал и, не чувствуя вкуса, привычно набивал живот чем-то пресным, а затем, проклиная судьбу, отправлялся на службу, ибо теперь был навсегда повязан с надменными германцами. Иногда к нему на допросы приводили кого-нибудь из партизан, которые все чаще и чаще портили настроение полиции. С ними не церемонились: загоняли под ногти иголки, выворачивали суставы, окунали лицом в бочку, но упрямцы никак не хотели понимать, что жизнь, какая бы она ни была, все-же лучше, чем смертушка.
– Филимон Васильич, ты чо зенки отвертываешь? – поинтересовался как-то во время очередной пытки у своего начальника полицай Васька Горбенко. – Не иначе как паршивым москалям сочувствуешь? – И фальшивя, загундосил, будто на прочность проверял, свою хохлацкую песню, якобы сочиненную батькой Шевченко:
Чернобровые, любитесь,
Да не с москалями,
Москали – чужие люди,
Глумятся над вами.
Кто такой этот батька, Филин не знал, да видно большим человеком был, из благородных.
– Разговорчики! – лениво гаркнул на подчиненного начальник. – Пулю в лоб хошь?
Гаркнул, но постарался чтобы его отвращения к крови бывших земляков сослуживцы не заметили.
А однажды привезли в комендатуру девушку. Молодую и красивую, рядом с которой истрепанная хохлушка Оксана показалась Филимону уродиной.
«Аппетитная какая, яко булочка», – нервно облизнул пересохшие губы Филимон, но с показным равнодушием отвернулся от партизанки.
– Имя, фамилия? – заорал на внешне спокойную девушку Васька и хитро подмигнул Назарову. Вот мол замена тебе на ночку-другую. Если, конечно, злоумышленницу не покалечим.
Но злоумышленница говорить отказалась. Она высокомерно отвернулась от мучителей и знакомо тряхнула темноволосой головой.
Кого же напомнила Фильке в это мгновение новоявленная гордячка, он так и не смог вспомнить.
– Задания, явки? – рисуясь перед заносчивой жертвой, продолжал вопить Горбенко. – Хошь пыток?
Девчонка молчала, и Василь решил сменить тактику.
– Знаю, что тебя приневолили, – приобнял он хмурую незнакомку. – Ведь ты еще так молода, правда? И по молодости своей не можешь осознать, что большевики принесли нашей стране террор?
– Черт возьми, – отворачиваясь, невнятно выругался Назаров, – умеет бабам мозги заморачивать, не зря выучился в университете. Говорят, в самой Первопрестольной науки постигал. За что же он Москву так не любит?
– Если перейдешь на сторону великой Германии, – продолжал ласково петь Горбенко, – сможешь подобрать себе женишка из таких добрых хлопцев, как я. Или он, – кивнул на растерянного начальника полицай.
– Оставь, я сам ее допрошу, – зачем-то спешно проговорил Филька.
– А ты умеешь? – удивленно вскинул брови Василь. – У тебя…
– Умею, – перебил Горбенко начальник комендатуры, – тоже не лыком шит.
– Ах, вот что, – язвительно хихикнул Васька и бросил сожалеющий взгляд на притихшую невольницу. – Завтречка Курт приедет, так ты ее до его приезда разговори.
Курт Мюллер в сопровождении переводчика наведывался каждую неделю во владения Назарова, дабы проконтролировать работу уральского Медведя, который сам изъявил желание служить фюреру и даже спас от большевиков лучшего друга Мюллера – разведчика Труханова, с коим тот познакомился еще до начала войны, в Берлине. Как тогда Паук сумел выбраться из железного завеса, осталось для Курта загадкой, но ему порекомендовал Евгения надежный человек из абвера.
Аккурат про это, напившись, рассказал своему начальнику Горбенко, отлично знающий английский и немецкий языки, а утром долго выпытывал у Филимона, не сболтнул ли он вчера чего лишнего.
«Если б шибко не пил, – неприязненно подумал тогда Назаров, – не я, а он бы командовал сейчас на селе. Да и кто из полицаев не пил нынче? Работенка, не дай Бог каждому».
Верил ли бывший калека во Всевышнего, он уже и сам не знал, ибо мудрый и всесильный Господь не смог бы допустить такое зверство, которое происходило на подведомственной ему территории.
– Вот так-то, хлопчик, хоть нормально по-русски говорить научился, – хвалил уральского мужика бывший московский студентишка. – Значит, война тебе на пользу пошла. Согласен?
– Согласен, – послушно кивал его простоватый начальник и с тоскою вспоминал родной лес, Сорокино и нежную подругу, которую он, возможно, уже никогда более не увидит.
– Увидишь, – будто считывая его мысли, насмехался над Назаровым Горбенко. – А то и новую пассию заведешь, коли Оксана надоела.
«Передам ее по наследству», – как-то решил Филимон и предложил любовницу Василью. Тот сморщился печеным яблоком и отрицательно покачал головой. Пусть мол кому попроще достанется.
Но на этот раз, увидев темноволосую девушку, глаза у Горбенко загорелись. Впервые загорелись, ибо ранее не наблюдалось у него интереса к женскому полу.
Девушка молчала. Искоса она бросала презрительные взгляды на одетых в полицейскую форму русскоязычных мужчин и искренне удивлялась, что те не спешат ее мучить. Пыток партизанка боялась, так как наслышалась о них от товарищей, но более всего несчастная страшилась, что не выдержит той физической боли, которую она еще никогда в жизни не испытывала.
А поздно ночью в подвал к ней пришел самый главный из полицаев. Он тяжело уселся на пол, на котором лежала старая дерюжка и тихо, неуверенно заговорил. Невольнице неуверенность пришельца показалась противоестественной, и она мысленно возблагодарила Бога за то, что Он дал ей еще одну ночь передышки.
– Ты откуда? – устало спросил мужчина и боднул черноволосой головой сгустившийся над пленницей затхлый воздух. – Знаю, не скажешь, не такая, но я и не собираюсь тебя пытать ибо не люблю людской крови.
– Не любите? – вскинула дугообразные бровки незнакомка и язвительно ухмыльнулась. – Не в храме божьем служите!
– Не в храме, – согласился с дерзкой партизанкой Филя, – Если бы не Берия, давно бы из леса вышел.
Что заставляло Назарова откровенничать с противницей по политической линии, он и сам не мог понять, но внутренний голос назойливо колотился в его могучую грудную клетку и настойчиво требовал незамедлительного разговора.
– Моего отца тоже репрессировали холуи Лаврентия Павловича, – вскинула подбородок красавица, – но я – русский человек и не намерена пресмыкаться перед фашистами.
– И вы после этого служите большевикам? – словно очнулся от оцепенения Филька.
– Я служу Родине, – горько усмехнулась девушка. – Служила.
– В аккурат - служила, голубушка,– подхватил ее скорбное признание Назаров. – Революция сокрушила многие семейства, и даже мои родные сеструхи разбежались по разным лагерям. Хотя и жительствовал я в лесу, но и там до меня долетели слухи, что у младшей Ульянушки хозяина расстреляли чекисты, и именно партийный мужик старшей сродственницы Матрешки оказался виновником всех бед Морозов.
– Морозов! – потрясенно воскликнула пленница. – Каких Морозов?
– С Урала, – удивился невольному возгласу девушки полицай. – Они проживали в небольшом городке Михайловске.
– В Михайловске! – побелела, как мел, партизанка. – Вы Филимон Назаров?
– У меня это на лбу нацарапано? – ошеломленно прошептал Филька.
Но шутка не рассмешила загадочную незнакомку, и она только сильнее сжала зубы. Так, что они заскрипели.
– Я как-то была в этом городке, – минуя продолжительную паузу, внезапно проговорилась пленница. – Давно это было, очень давно.
– А в Сорокине? – почему-то ничему не удивляясь, мечтательно улыбнулся полицай.
– И в Сорокине, – исподтишка наблюдая за фашистским прихлебателем, как будто прослезилась девица.
– Я не причиню тебе зла, милая, – поймал ее сверкнувший в полутьме взгляд Филька. – Только скажи, к кому ты туда ездила?
– К тетке Наталье, – непроизвольно прошептали белые губы пленницы. – Барановой.
– Ходят слухи, что это и есть моя средняя малорослая сеструха, каким то образом ставшая писаной красавицей, – вскинул лохматые брови начальник полиции. – И кем ты ей приходишься?
– Старшей племянницей, – помимо своей воли призналась дерзкая партизанка.
– Ты – Аннушка? – помертвел от ужаса Филимон. – Дочь Уленьки?
– Та самая, – теряя наигранную независимость, по-детски всхлипнула девушка. – Та самая.
– Вставай, – резко вскакивая на ноги, больно схватил девчонку за руку Назаров, – незамедлительно пускайся туда, откуда приспела, иначе тебя завтра расстреляют, даже если ты и дашь показания.
– А охрана? – часто задышала Аннушка. – И лес… Как я найду своих?
«Еще ребенок, – неведомая прежде жалость шевельнулась в опустошенной душе Фильки, – молоко на губах не обсохло, а туда же… Племяшка»…
Он шмыгнул носом и тут же почувствовал, как невесть откуда взявшаяся вода несмелым ручейком потекла по его свежевыбритому лицу и, минуя пухлые щеки, остановилась на верхней, упрямо оттопыренной губе. Спешно слизнув пересоленную войной жидкость, Назаров неожиданно понял, что никогда не найдет себе покоя, если не спасет то, что его еще связывает с родной сторонушкой, а значит, и с любимой женой Василисой.
– Меня схватят фашисты, – тонко заплакала Уленькина дочка.
– Подожди, – жестко распорядился мужчина. – Сейчас я к тебе приспею.
Выпустив трясущуюся ручку сродственницы, Назаров спешно поднялся наверх и что-то сердито прорычал полицаям. А через некоторое время вернулся и протянул пленнице объемный, связанный из скатерти, узел.
– Переодевайся, – распорядился начальник полиции и отвернувшись, сурово проговорил. – Сейчас ты для всех станешь моей полюбовницей Оксаной, благо та тоже чернявая и примерно одного роста с тобой, поняла? Прижмешься ко мне, опустишь голову и сделаешь вид, что в стельку пьяна. Так, минуя сторожевые посты, мы доберемся до леса, а там я тебя отпущу. Попытка – не пытка, и она лучше, чем смертушка. Добирайся до своих как знаешь, в этом я тебе уже не помощник.
– А вы? – пытливо вглядываясь в неожиданно приобретенного родного дядьку, снова всхлипнула Аннушка. – Вас расстреляют если узнают, что...
– Закрой рот, – грубо оборвал партизанку бывший сорокинский мужик. – Если выживешь поминай иной раз, что у тебя когда-то был непутевый сродственничек Филимон Васильевич Назаров. Только матери про меня не сказывай.
– Почему? – пискнула пленница.
– Если бы не Берия, – глухо отозвался начальник полиции и резко повернулся к бывшей уже смертнице. – Готова, дурочка маловозрастная?
– Да, – поправляя на груди белую, вышитую красными цветами, хохлацкую блузку, прошептала девушка и, набросив полушубок, набравшись смелости, сделала решительный шаг навстречу своей судьбе.
Наверху никого не было, улица будто вымерла, но в конце села стояли полицаи и дымя немецкими сигаретами, о чем-то меж собой переговаривались.
- Стой, кто идёть? – вскинул оружие один из них.
– Хайль Гитлер! Свои, – пьяно откликнулся начальник полиции. – Вот Оксанка восхотела в рощицу прогуляться.
– Этта вы, Филимон Васильич? Сейчас темно и небезапасно, – предостерег любовную парочку второй наемник.
– А мы тута, под берёзками, – непристойно хихикнул Назаров и крепче прижал к себе пленницу. – Сучонка – она завсегда сучонка.
– Только тише кохайтесь, – поддержал начальника третий охранник. – Когда наскучит, нам передадите?
– Передам, – благодушно рассмеялся Филька. – А может сейчас в лесу и придушу бабу пьяную.
– Погодьте убивать то, – не унимались наемники, – оставьте позабавиться.
– Так и быть, оставлю, – отмахнулся от подчиненных Назаров, – только подождите малость, германские папироски пососите.
Нежно прижимая к груди дрожащую племянницу, Филимон нетрезвыми шагами протопал к угрожающе темнеющему лесу, а зайдя глубже, остановился и нарочито грубо оттолкнул от себя Анну.
– Ступай, – хрипло проговорил он и грузно опустился на пропахшую сыростью чужую ненавистную землю. – До утра тебя не хватятся, а там ты будешь уже далече. Может статься, даже у своих доверчивых тараканов, которыми при случае всенепременно займется НКВД.
– А вы? – прошептала Анюта и попыталась унять дрожь, мучившую ее тело с тех самых пор как она попала в неволю. – Что будет с вами?
– Отбегался я, – криво усмехнулся Филька. – Отстрадался, на покой пора.
– Спасибо, дядя, – быстро наклонившись, еле коснулась ладошкой безвольной руки родственника беглянка. – Век помнить вас буду.
– Иди, – вставая на по-медвежьи крупные ноги, угрожающе набычился Филимон. – Брысь, букашка, отсюдова!
– До свидания, – послышалось где-то за замершими от удивления заснеженными деревьями. – До свидания.
– Прощай, – по-звериному прорычал Назаров. – Встретимся на том свете и чем позже, тем лучше.
Он снова тяжело опустился на землю и облапил огромными мужицкими ладонями поседевшую большую голову. Так, покачиваясь из стороны в сторону, он просидел около часа, а потом резко встал и выудил из-за пазухи веревку.
– Прости, – погладил Филимон большой справный дуб, – прости, брат, но как Иуда я завершаю жизненный путь. Туда мне и дорога. Ах, пропади все пропадом!
Сделав петлю, он обхватил руками скрипнувшее от отчаяния дерево, и как обезьяна, ловко вскарабкался на него. Где-то завыли волки, но Фильке уже не было до них дела, ибо все, что оставалось на этом страшном и непонятном белом свете, перестало для него существовать.
Достигнув толстой, крепкой ветки, трясущимися руками он привязал к ней конец веревки, надел на себя орудие самоубийства и прыгнул с высоты импровизированного эшафота, чтобы навсегда раствориться в темноте.
Слух о том, что удавился начальник полиции, разлетелся по всей округе. А еще говорили люди, что влюбился Назаров в молодую красивую партизанку, а возможно и любил ее раньше, до войны. Хохлушка Оксана пошла по рукам, а потом подхватила дурную болезнь и повесилась на том же самом дубе, что и ее бывший любовник.
А пленница как в воду канула. Искали ее, искали, но даже собаки не смогли взять ее след. Видно, растерзали ее волки или утонула она в полынье не до конца замерзшей реки, протекающей за Чертовым лесом, имеющим дурную славу у местных стариков и старух.
(отрывок из романа "Лилия Белая")
Http://ridero.ru/book/liliya_belaya/
10231
Это небольшой чистенький домик в Кристиансаде рядом с дорогой на Ставангер и портом в годы войны был самым страшным местом на всем юге Норвегии.
«Skrekkens hus» - «Дом ужаса» - так называли его в городе. С января 1942 года в здании городского архива находилась штаб-квартира гестапо в южной Норвегии. Сюда привозили арестованных, здесь были оборудованы пыточные камеры, отсюда люди отправлялись в концлагеря и на расстрел.
Сейчас в подвале здания, где были расположены карцеры и где пытали заключенных, открыт музей, рассказывающий о том, что происходило в годы войны в здании государственного архива.
Планировка подвальных коридоров оставлена без изменений. Появились только новые фонари и двери. В главном коридоре устроена основная экспозиция с архивными материалами, фотографиями, плакатами.
Так подвешенного арестованного избивали цепью.
Так пытали с помощью электрических печек. При особенном усердии палачей у человека могли загореться волосы на голове.
Про пытку водой я уже писал ранее. Применялась она и в Архиве.
В этом устройстве зажимали пальцы, выдирали ногти. Машинка аутентичная - после освобождения города от немцев всё оборудование пыточных камер осталось на своих местах и было сохранено.
Рядом - другие устройства для ведения допроса с "пристрастием".
В нескольких подвальных помещениях устроены реконструкции – как это выглядело тогда, в этом самом месте. Это камера, где содержались особо опасные арестованные – попавшие в лапы гестаповцев члены норвежского Сопротивления.
В соседнем помещении располагалась пыточная камера. Здесь воспроизведена реальная сцена пытки семейной пары подпольщиков, взятых гестаповцами в 1943 г. во время сеанса связи с разведцентром в Лондоне. Двое гестаповцев пытают жену на глазах мужа, прикованного цепью к стене. В углу, на железной балке, подвешен еще один участник провалившейся подпольной группы. Говорят, перед допросами гестаповцы накачивались спиртным и наркотиками.
В камере оставлено все, как было тогда, в 43-м. Если перевернуть ту розовую табуретку, стоящую у ног женщины, можно увидеть клеймо гестапо Кристиансанда.
Это реконструкция допроса - гестаповский провокатор (слева) предъявляет арестованному радисту подпольной группы (он сидит справа, в наручниках) его радиостанцию в чемодане. В центре сидит шеф кристиансандского гестапо, гауптштурмфюрер СС Рудольф Кернер – о нем я еще расскажу.
В этой витрине вещи и документы тех норвежских патриотов, которых высылали в концлагерь Грини под Осло – главный пересылочный пункт в Норвегии, откуда заключенных отправляли в другие концлагеря на территории Европы.
Система обозначения разных групп заключенных в концлагере Освенцим (Аушвиц-Биркенау). Еврей, политический, цыган, испанский республиканец, опасный уголовник, уголовник, военный преступник, свидетель Иеговы, гомосексуалист. На значке норвежского политического заключенного писали букву N.
В музей водят школьные экскурсии. Я наткнулся на одну такую – несколько местных подростков ходили по коридорам вместе с Туре Робстадом, волонтером из местных жителей, переживших войну. Говорят, что в год музей в Архиве посещают около 10 000 школьников.
Туре рассказывает ребятам про Освенцим. Двое мальчишек из группы были там совсем недавно на экскурсии.
Советский военнопленный в концлагере. В руке у него – самодельная деревянная птица.
В отдельной витрине вещи, сделанные руками русских военнопленных в норвежских концлагерях. Эти поделки русские обменивали на еду у местных жителей. У нашей соседки в Кристиансанде осталась целая коллекция таких деревянных птиц – по дороге в школу она часто встречала группы наших пленных, идущих на работу под конвоем, и отдавала им свой завтрак в обмен на эти вырезанные из дерева игрушки.
Реконструкция партизанской радиостанции. Партизаны в южной Норвегии передавали в Лондон сведения о передвижениях немецких войск, дислокации военной техники и кораблей. На севере норвежцы снабжали разведданными советский Северный морской флот.
«Германия – нация творцов».
Норвежским патриотам приходилось работать в условиях сильнейшего давления на местное население геббельсовской пропаганды. Немцы поставили перед собой задачу по скорейшей нацификации страны. Правительство Квислинга предпринимало для этого усилия в сфере образования, культуры, спорта. Нацистская партия Квислинга (Nasjonal Samling) еще до начала войны внушала норвежцам, что основной угрозой для их безопасности является военная мощь Советского Союза. Надо отметить, что запугиванию норвежцев насчет советской агрессии на Севере немало поспособствовала финская кампания 1940 года. С приходом к власти Квислинг только усилил свою пропаганду с помощью ведомства Геббельса. Нацисты в Норвегии убеждали население, что только сильная Германия сможет защитить норвежцев от большевиков.
Несколько плакатов, распространяемых нацистами в Норвегии. «Norges nye nabo» – «Новый норвежский сосед», 1940 г. Обратите внимание на модный и ныне прием "перевертывания" латинских букв для имитации кириллицы.
«Вы хотите, чтобы было так?»
В пропаганде "новой Норвегии" всячески подчеркивалось двух родство "нордических" народов, их сплочение в борьбе против английского империализма и "диких большевистских орд". Норвежские патриоты в ответ использовали в своей борьбе символ короля Хокона и его образ. Девиз короля «Alt for Norge» всячески высмеивался нацистами, которые внушали норвежцам, что военные трудности – временное явление и Видкун Квислинг – новый лидер нации.
Две стены в мрачных коридорах музея отданы материалам уголовного дела, по которому судили семерых главных гестаповцев в Кристиансанде. В норвежской судебной практике таких дел еще никогда не было – норвежцы судили немцев, граждан другого государства, обвиненных в преступлениях на территории Норвегии. В процессе участвовали триста свидетелей, около десятка адвокатов, норвежская и зарубежная пресса. Гестаповцев судили за пытки и издевательства над арестованными, отдельно шел эпизод о казни без суда и следствия 30 русских и 1 польского военнопленного. 16 июня 1947 г. все были были приговорены к смертной казни, которая впервые и временно была включена в УК Норвегии сразу после окончания войны.
Рудольф Кернер – шеф кристиансандского гестапо. Бывший преподаватель сапожного дела. Отъявленный садист, в Германии имел уголовное прошлое. Отправил в концлагеря несколько сотен членов норвежского Сопротивления, виновен в гибели раскрытой гестаповцами организации советских военнопленных в одном из концлагерей на юге Норвегии. Был, как и остальные его подельники, приговорен к смертной казни, которая впоследствии была заменена пожизненным заключением. Вышел на свободу в 1953 году по амнистии, объявленной норвежским правительством. Уехал в Германию, где его следы потерялись.
Рядом со зданием Архива стоит скромный памятник погибшим от рук гестаповцев норвежским патриотам. На местном кладбище, наподалеку от этого места, покоится прах советских военнопленных и английских летчиков, сбитых немцами в небе над Кристиансандом. Каждый год 8-го мая на флагштоках рядом с могилами поднимаются флаги СССР, Великобритании и Норвегии.
В 1997 году здание Архива, из которого государственный архив переехал в другое место, было решено продать в частные руки. Местные ветераны, общественные организации выступили резко против, организовались в специальный комитет и добились того, чтобы в 1998 году владелец здания государственный концерн Statsbygg передал историческое здание ветеранскому комитету. Теперь здесь, вместе с тем музеем, про который я вам рассказал, расположены офисы норвежских и международных гуманитарных организаций – Красного Креста, Amnesty International, ООН.
